Виллу смеется, Виллу чувствует, что настроение у него поднимается; пожалуй, незачем так судорожно скрывать, что он немного пьян, он мог бы выпить даже больше, тогда он не чувствовал бы той мучительной застенчивости, от которой никак не может отделаться в присутствии хозяйки Кырбоя.
— Не смейтесь, — обращается к Виллу хозяйка, — это вовсе не легко — подыскать для Кырбоя хозяина, настоящего хозяина.
— Конечно, не легко, — серьезно отвечает Виллу, — ведь чем хозяйничать в Кырбоя так, как это делалось до сих пор, лучше уж совсем все забросить. Я, во всяком случае, не так вел бы там хозяйство.
— А что бы вы стали делать? — спрашивает хозяйка.
— Я? — переспрашивает Виллу.
— Да, — отвечает хозяйка, — что бы вы стали делать на моем месте в Кырбоя? Или скажем лучше так: что бы вы стали делать, будь вы хозяин Кырбоя?
— Ну, на это так, с бухты-барахты, не ответишь, — говорит Виллу, — я об этом никогда не думал.
— Ну так подумайте, подумайте сегодня же вечером, подумайте сейчас же, в лодке, подумайте вместе со мной, помогите мне думать. Ведь я обязана знать, что делать, а мне не с кем посоветоваться, — сказала хозяйка, и Виллу показалось, что она не шутит.
— Я, — проговорил Виллу, — я первым делом привел бы в порядок постройки, чтобы все в Кырбоя имело над собой крышу — и люди, и скот, и инвентарь, и материал.
— Для этого нужны деньги, — возразила хозяйка, — где бы вы их взяли?
— Занял бы, если бы ничего лучшего не придумал. Занял бы, скажем, полмиллиона марок — для начала, конечно, ведь Кырбоя стоит больше, — продолжал Виллу; в нем уже проснулся интерес к кырбояским делам.
— А дальше? — спросила хозяйка.
— Дальше?.. Я нынче же купил бы новые сельскохозяйственные орудия, машины, пару лошадей, а осенью перепахал бы залежи под зябь. Возможно, распахал бы осенью и немного целины, ведь таких земель в Кырбоя сколько угодно. Я забросил бы старые песчаные поля, засадил бы их соснами, а низины распахал бы под пашню, ведь в Кырбоя осушить землю не так уж трудно, река близко, вода стекает как в колодец. И канавы начал бы рыть, нанял бы островитян — пусть себе роют. Окружил бы весь участок канавами, чтобы его водой с соседних болот не заливало. Это первое, что я бы сделал, — сказал каткуский Виллу.
— А потом? — спросила хозяйка.
— Потом? Потом я взялся бы за то, о чем в Кырбоя так много говорили и говорят, но за что никто пока не принимался. Если и вы только для того и стали в Кырбоя хозяйкой, чтобы разговоры разговаривать, то, по-моему, вам не следовало бы сюда и приезжать, в другом месте вам было бы лучше. Мне тоже легче было бы где-нибудь в другом месте, не в Катку, но я нигде не чувствую себя так хорошо, как среди кивимяэских камней; это потому, что я там тружусь, не покладая рук, не щадя сил. Вот и в Кырбоя так — здесь тоже надо трудиться, начав примерно с того, на чем остановился ваш дядя Оскар. Я уже зимой позаботился бы о том, чтобы к весне на дворе усадьбы лежали штабеля бревен и досок, груды камней и песка. У меня, черт побери, завертелись бы в Кырбоя мельничные колеса, задымили смолокуренные и дегтярные печи; я стал бы изготовлять из дерева бумагу, из торфа — подстилку для скота, вот что я стал бы делать. Конечно, за год-два всего не наладишь, тут нужно время, но это не беда, ведь в конце концов дело пойдет. Я стал бы работать! Раньше я не знал, сколько радости приносит труд, а в тюрьме…
Виллу осекся. Этих слов не следовало говорить, подумал он, но раз уж сказал — ничего не попишешь.
— Почему вы замолчали? Почему не продолжаете? — спросила хозяйка, точно и не слышала последних слов Виллу.
— Как глупо, что я сам об этом вспомнил, — словно извиняясь, ответил Виллу, — я про тюрьму говорю, про заключение.
И как ни хотелось ему вернуть себе прежнее настроение, сколько ни задавала ему вопросов хозяйка Кырбоя, Виллу уже не мог говорить и думать о том, что бы он сделал, если бы вдруг стал хозяином Кырбоя. Так они и подплыли к берегу — Виллу сидел на руле, не управляя лодкой, хозяйка на веслах, почти не шевеля ими.
10
Смоляная бочка уже свалилась с шеста и, упав, метнула к небу целый сноп искр, встреченных криками и радостными возгласами. Гармонист выбрал себе постоянное место на краю танцевальной площадки, обрамленной разноцветными фонариками. Земля так и гудела под ногами пляшущих. Танцевали в шапках и без шапок, танцевали в одних жилетах, положив пиджаки на корни сосен или повесив на сучья, и не было никого, кому не хотелось бы сегодня плясать, — так славно играла гармошка, так весело горели фонарики. Танцуя, люди думали о яановом огне, думали о тех огнях, которые одновременно вспыхивали в небе и в озере, и желание танцевать у них все возрастало. Танцевали до упаду, танцевали так, что даже забыли про хозяйку Кырбоя, катавшуюся по озеру с каткуским Виллу.