«Слава богу, я хоть в этом не соврала Ээди», — подумала Ирма.
— Таковы плюсы, если останетесь, — продолжал господин Рудольф, — и это большие плюсы, очень большие, имейте в виду! Где вы найдете в нынешние времена такое место? А если и найдете, много ли их. Место, где не требуют ни работы, ни умения. Или вы в самом деле умеете готовить? Скажите прямо, ведь мы сегодня уже сказали друг другу много хорошего, так что эта малость уже ничего не значит.
— Да, не умею, — помедлив, обронила Ирма и вся покраснела, потому что убедилась, что не только господин Рудольф лгал ей, но и она врала ему, обманывала его. Но он то ли не заметил, то ли делал вид, что не замечает, и продолжал по-прежнему простовато:
— Так я и думал. Вы, конечно, надеялись, что моя сестра, пожалуй, станет время от времени обучать вас, не так ли? Понятно. Но не бойтесь, обеды не станут для нас каким-нибудь яблоком раздора, если мы вообще с этим справимся. Я буду обедать большей частью не дома, только иногда попытаемся устраивать дома, посмотрим, что из этого выйдет. И знаете, барышня, когда уже вкусил поварского искусства и попробовал заграничных соусов, то порой нападает желание поесть что-нибудь совсем другое, что-нибудь жесткое, вроде подметки.
При этих словах Ирма почувствовала, как от стыда и неловкости мурашки пробежали у нее по телу до самых ног и вызвали жгучую боль в мозоли на левой ноге. А правая будто посмеивалась злорадно над бедою подруги.
— Итак — таковы плюсы, — продолжал господин Рудольф. — Я, пожалуй, ничего не забыл. А вы, барышня, не должны забывать минусы. Прежде всего — ежели вы останетесь здесь, все сразу же станут считать вас моей сестрой, понимаете? Одни будут жалеть вас, другие — вам завидовать, третьи — злиться. Злоба — та же зависть, только в большей степени. Зависть и жалость других беда небольшая, но если есть родственники, с ними порой придется считаться. Но это далеко не самое главное. Главное — отношение между нами самими. Самое плохое то, что вы не очень-то смелы со мной.
Тут Ирма вздрогнула и едва не вскочила, но господин Рудольф успокоил ее, сказав:
— Сидите, сидите. Если это и сулит опасения, то не сейчас, не сегодня, а потом. И позвольте сказать, почему вы не уверены во мне, — потому что я сам в себе не уверен. И мало толку было бы, если бы я поклялся вам или дал честное слово — я его все равно не сдержал бы. И совсем не потому, что я не хочу его сдержать или намеренно даю обещание, чтобы его нарушить. Вовсе нет! Одно дело обещать и клясться, другое — держать слово. Давая клятву — человек такой, а выполняя ее — совсем другой, ведь человек меняется, развивается, это доказано наукой. Потому-то народы и государства не выполняют своих обещаний, которые называются международными договорами. К тому же, когда человек или народ дает обещание, его состояние одно, так сказать, экономическое, моральное и духовное или психологическое состояние, а когда надо выполнять его, совсем другое, может быть, даже совсем противоположное. Так что требовать от людей и народов, чтобы они выполняли обещания или договоры, дело неестественное, противоестественное… Я не таков и потому считаю это бессмысленным. И что особенно отягощает положение человека, в данном случае мое положение, — это противоположный пол, то есть вы, барышня. Ведь обещание надо не просто сдержать, а сдержать именно по отношению к вам. А вы, может быть, тогда и не захотите, чтобы я его сдержал, и заставите нарушить его. Мало того — заставите, сами того не зная, то есть бессознательно, сами того не желая. Вы заставите меня сделать это просто своим существованием, я не устою перед вами, перед вашими чарами, если можно так сказать… У меня останется лишь одно средство: поменьше бывать дома и побольше шататься по городу, чтобы не видеть вас, не ощущать, что вы рядом. Или устроить так: когда приду я, уйдете вы — на свои курсы или еще куда. И мы оба должны будем по возможности придерживаться этого правила.
— А не разумнее будет, если мы сразу же разойдемся в разные стороны, господин Рудольф? — спросила Ирма.
— Опять вы со своим разумом! — воскликнул хозяин. — Я все время спорю с разумом, а вы за него. Послушайте, что я вам скажу: если поступать разумно, то не стоит и жить. Разумные вечно уходят в пустыню, в дебри, в пустую бочку или в свою отдельную комнату, а самые разумные пускают себе пулю в лоб. В конце-то концов чего добиваться, на что надеяться на этом свете? Славы? Чести? Богатства? Любви? Блаженства? Знаете, барышня, когда-нибудь ржа съест любую славу, честь испарится, богатство развеется в пыль, любовь в лучшем случае превратится в безразличие, а зачем вам блаженство, если так или иначе вы умрете, просто умрете? Вот что говорит нам разум. А если жертвовать собой ради других людей, то чем больше будешь делать им добра, тем сильнее будут тебе завидовать, злиться на тебя. Вам известна судьба Христа и Сократа, вы же получили образование. Следующие поколения? Они понесут вас на руках? Конечно, почему бы и не понести то, что нести уже не к чему. Вот что говорит разум. Но человек с большей охотой остается глупцом и живет при этом дольше. Чтобы жить, нужно лишь немножко умения. Об этом-то умении я и говорю с вами. Пусть ваше умение будет в том, чтобы вы намеренно или невольно не соблазняли меня, а мое умение — чтобы я не поддавался вашим соблазнам. Кроме того, ведь есть технические средства обороны. Мы нуждаемся в них только ночью, днем-то достаточно, скажем, просто закричать. Нечего бояться — я ничего не стану делать, если вы закричите. Столь безумным я никогда еще не был и не буду, по-видимому. Это днем. Совсем другое дело — ночь, когда человек спит. Над этим вы, наверное, уже думали или думал за вас кто-то другой. Вы забыли в своем ключе какой-то шнурок, не совсем обычный шнурок…