Ребята скупо поулыбались.
– Чтобы стать настоящими индейцами, нужно пройти посвящение. Для начала приглашаю вас к вигваму.
Я указала на сооруженную из одеял палатку с мягкими подушками внутри.
– Виг-что? – дети с интересом заглянули внутрь.
– У индейцев были необычные жилища, они назывались вигвамы.
– А можно потом тут поиграть? – робко спросил Бари.
– Да, но сначала отпразднуем ваше возвращение.
Я раздала детям бубны и пригласила Лизу к нам.
– Во время праздников индейцы использовали бубны. Повторяйте за Великим шаманом! – я кивнула в сторону девочки, и она взяла процесс на себя.
Вдоволь наигравшись музыкальными инструментами, ребята вернулись к "костру". После я раздала им разноцветные птичьи перья, которыми они украсили головы и одежду.
Лиза принесла краски.
Поочередно макая пальцы в воду и в краску, ребята раскрасили лица себе и соседу. Полосочки, черточки, кружочки, крестики. Мальчишки так увлеклись, что даже расстроились, когда Лиза унесла краску.
– Индейцы считали, что перья и боевая раскраска помогут им одержать победу.
– Победу над кем? – не поняли ребята.
– Над своими страхами, в первую очередь. Теперь вы готовы драться, и я приглашаю вас рассказать о них. Говорить будет тот, у кого в руках бубен. Я первая.
Взявшись за самодельный бубен, я на секунду замерла, закрыла глаза. Погрузилась в воспоминание того дня, когда мы с Демианом мчались к склепу жены Винсента Глоу.
Держа бубен в руках, я честно рассказала ребятам о своих страхах, как я боялась не успеть, как боялась за Демиана, когда он дрался со злодеем. Что чувствовала, когда его пронзил нож. Что видела в глазах Винсента и как бы хотела это забыть.
– Но это невозможно. Забыть не получится.
– Если честно, мне тоже было страшно, – робко произнес Бари, вцепившись в бубен. – Ведь я был первым.
Бари рассказал свою историю, как он переживал страх в одиночестве. Потом Винсент похитил Тома, и ребятам стало чуточку легче.
– Мы сдружились, – пробормотал Том. – Я не хочу забывать эту дружбу.
– Я тоже.
– Я тоже! – поддакнули остальные.
– Верно, вы стали сильнее, обрели друзей, закалили характер. Кстати, индейцы давали выдающимся воинам необычные имена-прозвища. По названию животных, растений, элементов природы.
Ребята сникли.
– Мама рассказала мне про стихи про животных, – пробормотал Лукас Марлин. – Теперь весь город называет меня бедным лисенком. Это так надоело.
– Мне тоже не нравится.
– Мне тоже!
Я потерла ладошки.
– Что ж, давайте придумаем вам новые прозвища? Такие, как у индейцев. Новые имена будут вас оберегать. Индейцы считали, что имя должно рассказывать о характере человека. Не только о внешности.
– Я вовсе не хитрый, как лис. Я не такой! – воскликнул Лукас. – Мой цвет волос не совсем рыжий, мама говорит, в нем присутствует благородный коричневый оттенок. Значит, не лис! Не лис!
– Верно, Лукас классный, – встал на его защиту Том. – Он быстрый, ловкий, быстро думает и всегда помогает.
В тишине эпично зазвучал бубен.
– Лукас Марлин, нарекаю тебя Быстрый Олень!
Я вынула на свет мешочек с камушками, которые купила на рынке почти задаром. Камушки были разных форм, так что фантазии было, где разгуляться.
Начеркала краской рога, гибкую спину, ноги.
– Теперь это твой тотем. Он будет оберегать тебя от зла.
Вложив частичку света в камушек, я передала подарок удивленному мальчику.
Следом мы придумали прозвища индейцев для остальных ребят. Бари стал Барс Первопроходец. Том – Чистый ручей. Сева – Верный Орел.
Не осталось ни намека на то, как их описывала старушка Глоу. Они повзрослели даже в глазах. Обрели уверенность и получили подарок от меня в виде камушка. Личный дух-хранитель, тотем из древних традиций моего мира.
Раскрашенные, с перьями в волосах, они поели фрукты, поиграли в "вигваме" и нисколько не хотели возвращаться домой.
Их родители должны были вот-вот прийти за ними.
На чердачной лестнице раздался скрип.
Люк на чердак открылся, и в полутьме показалась черная горбатая тень
– Фух, напугал! – воскликнула я, узнавая в горбатой фигуре Демиана.
Скрючившись, он держался за бок. Как он вообще умудрился залезть на чердак? Еще с утра с трудом передвигался по дому.
Похоже, он заметил мое возмущение.
– Жить буду. К столу ребятки, – а это уже адресовалось не мне.
Я спускалась последней.