Парфенова искали долго. Помогла Ласка. Собака бросилась к людям и привела их к своему хозяину. Парфенов лежал у догорающего костра. Несли его на носилках. Когда внесли в вагончик и положили на сено, он открыл глаза, сказал неверным голосом:
— Спасибо, — и отвернулся к стенке.
Врач поселковой амбулатории — молодая девушка, недавно окончившая медицинский институт — наложила гипсовую повязку на больную ногу Парфенова и сказала, что через месяц-два он будет танцевать. Парфенов хмуро отмалчивался, думал: «Ей что, не свою ногу бинтует. Куда денусь, если охромею».
Врач посетовала, что нет в поселке больницы, и села выписывать направление в районную.
— В больнице очень трудно с местами, но вы не тревожьтесь: вы одиноки, вас, безусловно, положат на койку.
Парфенов молчал, понуро опустив голову.
— Конечно, если бы вы имели домашний уход, — продолжала врач. — Медицинский надзор я взяла бы на себя, но…
Куренков положил тяжелую руку на плечо друга:
— Взял бы я тебя к себе, Гаврила, но сам знаешь, бобылем живу. В воскресенье жди, приеду навестить.
Водитель любомировской «победы» помог Куренкову донести больного до машины.
— Гаврила Семенович, — Анастасия Васильевна взяла своего помощника за руку. — В лесничестве есть свободная комната. Она предназначалась для вас, когда мы строили дом. Пожалуйста, занимайте. В нашем доме народу много, без присмотра вас не оставим, а доктора попросим навещать нас почаще.
У Парфенова дрогнули веки, но он глаз не поднял.
— В лесничество! — коротко бросила Анастасия Васильевна водителю, садясь в кабину.
Куренков обнял друга за плечи, ограждая его от толчков на неровной дороге. Встретившись с ним глазами, он кивнул головой на сидевшую впереди Анастасию Васильевну и тихо сказал: «Че-ло-век!»
…В доме лесничества все слышно Парфенову. За стеной бренчит гитара: это в комнате Коли. Звучит радио — это в комнате Анастасии Васильевны. Гремит печная заслонка, слышен ворчливый голос Матвеевны — это из кухни. Как ни странно — звуки не раздражают Парфенова, а успокаивают. Ночью, когда вдруг замирала жизнь, ему казалось, что в доме он один и у его изголовья стоит смерть. Темнота давила его, тело покрывалось холодным потом, во сне душили кошмары. Утром Матвеевна приносила кипящий самовар. В душе он радовался ее приходу, но виду не показывал. Днем забегал к нему Коля, приносил свежие газеты. Вечером он слышал, как возвращалась из лесу Анастасия Васильевна. Она всегда заходила к нему, справлялась о здоровье, он отвечал односложно и не глядел на нее. Часто наведывался Куренков, садился на кровать и, не умеряя своего громового голоса, шутил, смеялся, рассказывал разные истории. При нем Парфенов оживлялся, розовел, ощущал прилив сил. Куренков, под предлогом, что больному нужно усиленное питание, притаскивал продуктов на целый взвод. Со стола Матвеевны не сходила боровая дичь, зайчатина, белый хлеб и сласти. Старуха души не чаяла в своем Михаиле Кузьмиче, расхваливала дочери его достоинства. Анастасия Васильевна, как всегда, отмалчивалась.
В один из воскресных дней навестил больного и Рукавишников. Он принес маринованных грибов, пирогов с брусникой, жареную курицу — подарок от Валентины Карповны. Объездчик рассказал о лесных новостях. Анастасия Васильевна и он сделали отводы у Черного озера. Натоптались по болотам да взгорьям. Достается ей здорово. Без помощника ей, известное дело, тяжело: работает за двоих. На прошлой неделе с дядей Сашей вырубку на Отраде принимала, каждый пенек проверяла. Ох, и ухари пальщики Отрадненского пункта! Пни оставили высокие и снежком прикрыли. Куренкова прижала Анастасия Васильевна: схватил дружок твой штрафу рублей на пятьсот. Любомиров хоть и не любит хозяйку леса — она у него — бельмо на глазу, — но относится он к ней с уважением.
У Парфенова разлилась желчь. Любомиров относится к Самоцветовой с уважением, а его презирает. И почему он раньше угодничал перед Любомировым? Почему не заставил уважать его, считаться с ним? Ведь он был лесничим, хозяином леса?
Вспыхнувшее раздражение погасло, как спичка на ветру. Усталость разлилась по всему телу, заныла больная нога. И опять впереди бессонная ночь и мысли, тяжелые, как могильный камень.
На реке буграми вспучился лед, местами проступила темная вода. По утрам замерзшая земля еще звенела под ногами, низкое солнце светило скупо, неярко, но в воздухе чувствовалось приближение весны. Как-то в усадьбе Анастасия Васильевна услышала весеннюю песню синицы. В лесу все чаще стала раздаваться барабанная дробь дятла.