Парфенов жил в лесничестве. Куренков приделал к стулу ролики. Больной, не тревожа ногу, раскатывал по дому на своем «лимузине». Парфенов помогал Коле составлять сводки, отчеты, принимал посетителей, а вечером, когда Анастасия Васильевна возвращалась с работы, подробно рассказывал о всех делах конторы за день. Постепенно и незаметно таяла его враждебность к ней. Так незаметно тает снег весной. Сверху его подогревает солнце, с боков подтачивают теплые ветерки, снизу плавят ручьи талой воды; глядишь — от толстого снежного покрова остается тонкий слон в черных прогалинах, и он мало-помалу рассасывается.
Время шло. Амбулаторный врач обещала Парфенову скоро снять гипс. Парфенов волновался. А вдруг неправильно срастется кость? Тогда не видать ему леса, не бродить с ружьем по чащобам…
В свежем номере журнала «Лесное хозяйство» Парфенов нашел статью профессора Коронатова: «Перспективы развития лесокультурного дела на северо-западе таежной зоны». Его поразила одна цифра. За последние десять лет в Карельской республике гари, прогалины, редины и необлесишиеся вырубки составили около миллиона гектаров. Профессор писал, что нельзя надеяться на естественное рождение леса. Новому лесу надо помочь вырасти. Он ратовал за аэросев хвойных.
Парфенов показал статью Анастасии Васильевне:
— Миллион гектаров пустырей! Это же катастрофа! Он предлагает аэросев. А кто даст семена и самолеты?
Анастасия Васильевна внимательно посмотрела на Парфенова: «Наконец-то и ты стал болеть за наше общее дело!»
Статья живо напомнила Анастасии Васильевне ее поездку в Ленинград, визит к профессору Коронатову, их беседу о судьбах леса. Профессор записал в свою книжечку адрес лесничества, когда она прощалась с ним. Зимой она послала ему письмо, просила помочь с аэросевом. Судьба ее послания осталась неизвестной. И вот статья как частичка ответа на ее письмо.
Это была не холодная констатация фактов, а настоящая, большая тревога за судьбу карельских лесов.
— Кто виноват, что лесовозобновление так запущено?
Парфенов пожал плечами. Иди, разберись!
Анастасия Васильевна прошла по конторе, задумчиво посмотрела на карту лесничества.
— Да, кто же все-таки виноват, а Гаврила Семенович? Управление? Министерство? Наука? Мы, низовые работники? Лесозаготовители?
Парфенов молчал.
Пришел Куренков в новом костюме, в руках — свертки. «Уж не свататься ли?» — мелькнуло в голове Матвеевны. — А что ж, человек он душевный, простой, а главное, свободный. Куренков пригласил всех в комнату Матвеевны и развязал свертки. Он набросил на плечи Матвеевны шаль, положил на колени Парфенова свитер, преподнес Анастасии Васильевне связку книг.
— Не обижайте, примите подарочки. Сегодня я именинник. План закончили на одиннадцать дней раньше срока… Настасья Васильевна, не хмурься. Погляди книги, понравятся ли?
— Михайла Кузьмич, сколько раз я просила!..
— Последний раз, Настасья Васильевна! — клятвенно произнес Куренков. — Пустяковину ведь дарю. Велика трата! В клуб, на наш праздничек идешь?
— Собираюсь.
…Куренков был счастлив. Анастасия Васильевна взяла его под руку, обращалась с ним ласково, подшучивала. На мосту он замедлил шаги. В клуб успеется. Когда еще удастся вот так, с глазу на глаз, без свидетелей поговорить…
— Настасья Васильевна, выслушай меня, прошу.
Голос Куренкова слегка дрожал, глаза смотрели умоляюще.
— Не надо, Михайла Кузьмич, — мягко остановила его Анастасия Васильевна. — Мы с вами договорились: друзья — не больше. И не сердитесь, прошу вас. Идемте быстрее, опоздаем…
Всю дорогу Куренков молчал, шел повесив голову.
Клуб заполнили празднично одетые люди. Паровозники, шоферы, трактористы, крановщики, электромеханики, мотористы, пильщики, сучкорубы, рабочие складов, инженерно-технические работники — большой коллектив, внушающий уважение. Анастасия Васильевна знала: лесорубы относились к ней неодинаково. Одни — безразлично, другие — настороженно, третьи — полувраждебно, четвертые — с опаской, пятые — с досадой, значительная часть — с пониманием.
Куренков отыскал ей место поближе к сцене. Когда она усаживалась, на нее глядела пара злых глаз с немигающими белесыми ресницами. Стрельцова. Она сидела рядом с женой Любомирова, нарядная, завитая. Из фойе неслись звуки вальса. Духовой оркестр играл «Дунайские волны». В разных углах зала, как костры на лесосеках, вспыхивали песни.
На сцене, украшенной гирляндами хвои, появились Любомиров, Кованен, Баженов и еще несколько человек. Любомиров коротко рассказал о достижениях леспромхоза за осенне-зимний период и высказал надежду, что и в весенне-летних условиях коллектив будет трудиться, не снижая темпов.