Все молчали. Кованен терпеливо выждал.
— Какие будут мнения, товарищи?
— Позвольте мне, Павел Антонович, — Баженов поднялся со стула. — Прошу извинения, — бросил он Куренкову, которого нечаянно толкнул.
Любомиров, скрипя стулом, круто повернулся в сторону главного инженера. Усталое лицо его выражало напряженное ожидание. У Баженова был благодушный вид, сиреневая шелковая рубашка молодила его, а непросохшие после душа каштановые волосы лежали на крупной голове волнами.
— Мне кажется, товарищи, — начал Баженов по-домашнему просто, — что мы с вами бьем напрасную тревогу. Павел Антонович, если в Петрозаводске порешили; что рубка защитного кольца возможна, то у нас с вами нет никаких оснований тревожиться. Взгляды и в науке меняются. Раньше ученые считали, что защитные полосы необходимы, а сейчас, возможно, существует иная теория.
У Любомирова отлегло от сердца. Ну, теперь держись, товарищ парторг! Баженов не самоучка. За его плечами — лесотехническая академия, он работает над изобретением, пишет диссертацию, он знаток лесного дела, и не вам с ним тягаться!
— Давно ли вы были на совещании в Петрозаводске? — спокойно возразил Кованен, — Ученые не могли переменить свои взгляды за такой короткий срок.
«Въедливый! — раздраженно подумал Любомиров, — Наседает. Поддался агитации Самоцветовой.»
Баженов слегка откинул голову назад. Под электрическим светом засеребрилась седина. Все смотрели на него и парторга с ожиданием: «А, ну-ка, сразитесь! А мы посмотрим, кто кого положит на лопатки».
— Да, но почему в таком случае, — продолжал Баженов в прежнем тоне. — Почему министр сельского хозяйства и начальник Главного управления лесного хозяйства — хозяева леса — согласились отдать защитный лес? Давайте рассуждать логически. Если защитные полосы не отменены наукой, то почему они сами подрубают сук, на котором сидят? Я хотел бы, чтобы Павел Антонович объяснил, в чем здесь дело.
Любомиров, ободренный поддержкой главного инженера, закивал ему головой в знак согласия с ним. Остальные члены бюро с интересом ждали ответа Кованена.
Кованен посмотрел главному инженеру в лицо:
— Вы знаете: ответить на ваше «почему» я не смогу. Но я убежден: разрешение мы получили по ошибке.
— А за чужие ошибки мы не отвечаем.
«Правильно!» — мысленно воскликнул Любомиров.
Все тем же ровным голосом парторг сказал:
— Извините меня, Алексей Иванович, но так рассуждает человек без чувства гражданского долга.
Баженов вспыхнул, но тотчас же взял себя в руки, иронически улыбнулся:
— Благодарю за аттестацию.
«Вежливый человек Алексей Иванович, — подумал Куренков. — Обругал его секретарь, а он обиды не показывает, улыбается».
— Вы все сказали? — спросил Кованен с непроницаемым лицом.
— Да, — спокойно ответил Баженов, садясь на свое место.
Любомиров сделал подряд несколько глубоких затяжек и погрузил горящую папиросу в блюдце с водой. Папироса зашипела и погасла.
— Дай-ка мне, Павел Антонович, — Любомиров поднялся и вяло подошел к столу. — Нового я ничего не скажу, товарищи. Вы знаете наше положение. Трест дал повышенное задание, а план наш трещит по всем швам, того и гляди сорвемся и покатимся под горку. Святозерокий лес для нас — спасение. Что получается, товарищи? Мы сами просили, добивались, подняли на ноги не одну организацию, а теперь начнем крутить колесо в обратную сторону? Извините, мы раздумали, нас лесничая не признала, запрещает, а она — де у нас — высшая лесная власть. — Любомиров усмехнулся. — Пусть меня извинит Павел Антонович, но что бабу слушать? Мало ли что ей взбредет в голову. Подумайте, товарищи, ради каприза Самоцветовой мы день упустили. С утра мы должны были рубить полным ходом, а мы дискуссию затеяли, о высоких материях рассуждаем. Алексей Иванович правильно сказал: не нам разбираться в науках о лесе. Мы — производственники. Наше дело — не дискутировать: ошиблись ученые или не ошиблись, паше дело — рубить. Сорвем план — отвечать придется нам, а не соседям. Зачем нам самим осложнять дело? — Любомиров устало опустился на стул, налил из графина воды, отхлебнул и поставил стакан на поднос. — Я все сказал, товарищи.