Рабочие молчали. Пожилой раскряжевщик, сидевший на чурбаке, поднялся и подошел к Баженову:
— Алексей Иванович, объясни-ка ты нам…
Глаза рабочих устремились на главного инженера.
— Ну, что ж поделаешь, товарищи, — развел руками Баженов. — У всех бывают ошибки.
— Лесу, что ли, мало? — пожал плечами раскряжевщик. — Пошто рушить, коли защитный? Не дело. Мы-то понимаем. Наше…
Рабочие зашумели, послышались отдельные голоса.
— Время теряем!
— Лесники — народ прижимистый.
— Нет, лесники правильно за свое стоят!
— Досада какая! План срываем.
— Такую ошибку не поправить. Лес-то свалили?
— Хорошо, еще не весь под корень!
Анастасия Васильевна, дядя Саша, объездчик жадно прислушивались к голосам рабочих. Нет, духом падать нельзя. Среди лесозаготовителей много друзей леса…
Баженов распорядился закончить распиловку хлыстов, погрузить древесину, привести в порядок вырубки.
Лесоводы осматривали поле боя, где они потерпели еще одно поражение. От множества пней, усеявших вырубку, рябило в глазах. Люди жалели, что телеграмма не пришла на день раньше. Но, все-таки, половина леса осталась жить. Рукавишников обрадованно говорил, показывая третий квартал:
— У Куренкова совесть заговорила. Любомиров велел оставить один третий, — я просил, партизанская землянка там, — а Кузьмич нам и четвертого добрую половину подарил. Гляди те-ка, стоит сосняк да ельничек целехонек! Спасибо мастеру!
Восточную часть озера прикрывал такой роскошный лес, что у лесоводов дух захватило. А могло бы случиться, что скосили бы…
— А седьмой и восьмой, посмотрите-ка, тоже не успели. Мой обход. — Дядя Саша почти с нежностью смотрел на синевший вдали лес.
Анастасия Васильевна склонилась над журчащей струйкой родничка. Живая влага била ключом из сердца земли. Родничок блистал в траве и пел свою незатейливую песенку, тихую, радостную, как трель жаворонка в поднебесье.
— Живешь, — ласково сказал дядя Саша и, припав к родничку, попил прохладной воды. — Лесок над тобой шумит, солнышко тебя не высушит. А водица, что слеза. — С большой рабочей ладони лесника падали кристально прозрачные капли.
— Из таких лесных родников рождаются наши северные реки, — сказала Анастасия Васильевна. — Но будем работать. Остатки кольца спасены.
Лесоводы вернулись на вырубку.
Между тем Кованен закончил беседу с рабочими депо и вернулся в контору. Вызывала междугородняя. Кованен с волнением сжимал в руках трубку, слушал далекий гул проводов, шорохи, писк зуммера. Он повторял терпеливо и настойчиво, как в былые фронтовые дни: «Слушаю, слушаю… Говорите, Хирвилахти слушает…» Наконец, до его слуха донесся приглушенный расстоянием знакомый голос. Кованен закричал: «Да, да, я слушаю вас, Леонид Яковлевич!» Кованен слушал. Строгое лицо его вдруг осветила улыбка, гибкие брови приподнялись, глаза заблестели, голос зазвучал по-юношески звонко. «Да, да! Конечно, знаю. Ковригин. Понимаю… Тоже и в Совете Министров?» Кованен кивал головой, поддакивал, будто секретарь райкома говорил с ним с глазу на глаз, а не за десятки километров от поселка. «Пока здесь дело решалось, пришла телеграмма от твоих лесников. Ты меня слышишь?» Кованен подтвердил, что слышит он великолепно. «Напористый народ в вашем лесничестве! — весело сказал секретарь. — Совет Министров послал распоряжение Любомирову «прекратить», копию — лесничеству. Выясни. Я подожду у трубки».
Кованен бросился в приемную. Его стремительная походка, разгоряченное лицо и нетерпение в голосе крайне удивили Стрельцову.
— Да, Павел Антонович, телеграмма из Петрозаводска была. — Я ее отправила в лес. Такая неприятность! Подумать только, из-за лесничей…
Кованен не стал слушать и почти бегом пустился по коридору, опасаясь, как бы междугородняя не разъединила.
Кованен ждал в диспетчерской, когда со склада придет порожняк и отправится на Святозеро. Диспетчер узкоколейной железной дороги — женщина лет тридцати с тонкими чертами лица сидела в своей дежурке, украшенной букетами лесных цветов и ветками серебристой хвои. Диспетчер была явно расстроена.
— Как же так, Павел Антонович? Расписание дороги составили на полный день, а теперь весь наш график нарушился? Наш участок в заготовках самый важный и трудный. С кого больше всех требуют? С нас. Мы срываем вывозку, мы недодаем древесину. Мы не умеем работать без заминки, ритмично. Ну, как же так получилось, а? — Диспетчер сокрушенно покачала головой с аккуратно уложенными завитками волос.