«Так уже вещи становятся ничьими.
Ни богача… бывшего.
Ну, и не налоговых инспекторов вещи».
«Все в Империи принадлежит Императору.
Ты – вор!»
«Ну да, ну да, моя молодая жена.
Называй меня, как хочешь.
Только ножки…»
«Замолчи…»
«Удобно тебе на кроватке, Констанция?»
«Удобно.
А к чему ты спрашиваешь, горбун?»
«Кроватка из дворца космогенерала.
Космогенерала обвинили в хищениях в особо крупных размерах.
Я кроватку к себе в подвал перенес.
Вернул народу народное.
Не воровство это.
Пододеяльники и простыни – шелковые на кровати.
Одеяло набито гагачьим пухом.
Может быть, ты прикажешь все вернуть налоговым органам?»
«Нуууу.
Неаааат.
Пока – нет. — Я на кроватке попрыгала. — Пока подожди выбрасывать».
«А консервированную клубнику?
А ананасовые дольки?
А ножки крабов?
А черную икру?
А шампанское?
Тоже подождать выкидывать?».
«Какой ты злой, горбун, — я щечки надула. — Подлавливаешь меня.
Нет.
Ничего не выкидывай.
Я теперь здесь хозяйка.
К тому же, для меня это не ворованное.
Я же это не воровала из дворцов».
«Умыться хочешь, Констанция?
И все остальное.
Перед тем, как мы».
«Умыться?
Ну да, ну да.
А о том, что умывание – перед тем, как мы – забудь».
«Сюда, моя красавица, — горбун муж мне указал путь к воде. — Здесь проходит теплоцентраль.
В этой трубе горячая вода.
А рядом – зеленые трубы – холодная вода.
В трубах дырочки просверлил.
Вставил шланги душевые.
С тех пор у меня и джакузи, и душевая кабина, и ватерклозет».
«Ого!
Я не бывала в домах космоадмиралов.
Но уверена, что у них не хуже.
У тебя даже мраморная плитка на полу».
«Плитка и сантехника – с дачи космоадмирала Фальконе, — нищий муж потирал руки. — Ты угадала, моя красавица жена».
«Мой некрасавец муж нищий горбун, — я нарочно так говорила.
Чтобы горбун не надеялся на сближение… — Ты – богатый.
Нет.
Ты не богатый.
Но у тебя все есть…
Зачем же ты у меня вчера сосиську украл?
Половину сосиськи гриль…
И грязными пальцами в мой рот залез?»
«Я – экономный.
Если появляется возможность, то я у девушек сосиськи гриль отнимаю.
Нечего жадничать, Констанция.
Нищим нужно подавать.
Тем более, что сосиська, украденная у девушки, в сто раз вкуснее обыкновенной.
Мне доставляет огромное наслаждение трогать и кусать чужие сосиськи.
В театр я не хожу.
Не пустят меня в театр.
Вот я устраиваю театр для себя.
Театр одного актера.
Вернее – театр двух актеров».
«Ну, ты и гад, нищий.
А паука, зачем мне на спину швырнул?»
«Паук – учение!»
«Паук – учение?
Как это?»
«Я проучил тебя за твою надменность, Констанция.
Ты думала, что можешь безнаказанно меня оскорблять?
Все так думают.
Вот я тебя и наказал.
Урок тебе».
«Тоже мне, учитель нашелся, — я фыркнула. — Покинь помывочное помещение.
Я голая буду купаться».
«Я – твой муж.
Я имею право любоваться твоими прелестями, жена».
«Своими прелестями любуйся, подлец, — я вытолкала горбуна из душевой кабины. — Ишь, размечтался, горбатый нищедранец».
Я почему-то забывала, что я еще более нищая, чем мой нищий муж.