А ты за меня не хочешь платить.
На меня деньги жалеешь».
«Я уже купил тебе мороженое, Констанция.
На сегодня подарков хватит».
«Ты – щедрый, Педро», — я засмеялась с сарказмом.
«Да!
Я щедрый». — Педро повторил на полном серьезе.
«У тебя не комната, а – свинарник, я зажала пальчиками носик. — Бытылки на полу.
Везде открытые пустые консервные банки.
Какие-то тряпки валяются в углах».
«Тряпки?
Хм.
Тряпки – все, что осталось от моих друзей».
«Ты убил своих друзей, Педро?»
«Нет.
Я не убивал своих друзей.
Они на прошлой вечеринке разделись догола.
И резвились голые.
Как поросята.
Затем мои друзья пропали.
Друзья голые ушли.
А тряпки их остались».
«Твои друзья утонули?
Отправились купаться и утонули?»
«Возможно, Констанция.
Надеюсь, что они утонули.
Да и не друзья они мне были.
Видели же, что я настолько был слабый, что не мог танцевать.
Так они назло мне плясали.
Они могли плясать, а я не мог подняться с пола.
Поэтому я их ненавижу». — Педро смахнул набежавшую слезу.
«Я не останусь в доме, где пляшут голые призраки», — я вышла из мотеля.
«Констанция?»
«Да, Педро».
«До завтра?»
«Посмотрим, Педро.
Завтра уже будет сегодня».
«Где ты будешь ночевать, Констанция?»
«Я?
Я буду ночевать под космолетом.
Как всегда…» — Я солгала.
«Но космолет может взлететь, Констанция».
«Космолет должен летать.
На то он и космолет».
«Тогда ты сгоришь, Констанция?»
«Сгорю.
Тебе, какая до меня печаль, Педро».
Я ушла во тьму.
Вернулась в свой дом под колесом обозрения.
«Огромные у меня хоромы, — я ходила по подвалу. — Шикарные и уютные.
Намного лучше здесь, чем в мотеле».
Я понежилась в джакузи.
Потом устроила ужин при свечах.
Я пила апельсиновый сок.
Сок – для меня.
Для горба я приготовила сахарный сироп.
«Все же нужно заканчивать с нищетой, — я подумала.
Шелковые простыни приятно охлаждали разгоряченное тело. — Я уже привыкаю к своему уродству и нищете.
Так можно и до конца дней…
Горб уродливый.
Но я не дряхлая старушка.
Я желаю прыгать.
Потрясать хочу.
А горб прирос к спине.
Никак его не сбросить.
Ах, этот горб!
Я его ненавижу.
К тому же он очень болтливый.
Передразнивает меня.
Некоторые прохожие думают, что я их передразниваю.
Злятся на меня.
Неужели, мое сердце не подскажет мне путь?
Никто ни разу на меня не взглянул, как на девушку.
Все смотрят, как на горбунью.
Я горбунья и есть.
Может быть, горб – наказание мне за мои грехи?
А какие у меня грехи?
Не успела согрешить.
Я даже не ворую.
Педро…
Для Педро я – расходный материл.
Грустно мне.
Грустно и гнусно». — Я поймала себя на мысли, что я ною.
А ныть — нельзя.
Особенно, когда я одна…
Я ворочалась в постели.
Сон не приходил.
Тогда я решила попробовать обмануть горб.
«Горб!
Хочешь, чтобы я скушала сосиську?»
«Ой!
Очень хочу!
Хозяйка!
Ешь!