— Катя, — проговорила она. — Катерина Матвеевна… Вы несравненны.
Катерина Матвеевна приняла комплимент с достоинством, всем своим видом как бы говоря: «Да, я знаю». Но с её тронутых едва заметной улыбкой губ не слетело ни слова, только взгляд, испытующе-ласковый, многообещающий, пронзительно-светлый, выстрелил в Женю жарким лучом.
— Боже, Катя, — пробормотала та. — Я сейчас упаду на колени, у меня ноги подкашиваются.
— Могут увидеть, — двинула величаво изогнутой бровью хозяйка.
— Да кто увидит-то? — обвела смеющимся взглядом вокруг себя Женя. — Забор ведь кругом…
И, обняв гордый стан Катерины Матвеевны, она приподняла её и принялась со смехом кружить. Они были явно в разных весовых категориях, и хозяйка, постукивая Сухову по плечам, протестовала:
— Куда?! Надорвёшься!
Но в её искрящихся глазах мерцало озорное веселье, а протест звучал не слишком убедительно, чем Женя и пользовалась. Позже, в густеющих голубых сумерках, опустившихся на сад вечерним покоем, они сидели на крылечке — плечом к плечу, тесно обнявшись. Округлые колени Катерины Матвеевны прятались под складками свободной длинной юбки, а нога Жени, обтянутая камуфляжными брюками, то и дело касалась их в игривой надежде на продолжение. В многозначительной близости друг к другу на ступеньке стояли изящные туфельки и чёрно-белые кроссовки. Часто Катерина Матвеевна ходила в калошах, но это — на работе. А сейчас — особый случай. Ей хотелось быть красивой.
— Катюш… Ты удивительная. В жизни ты ещё прекраснее…
Слушая голос с бархатистой хрипотцой и ощущая на своих плечах тёплое полукольцо объятий, Катерина Матвеевна проваливалась в щемяще-нежное, отчаянное чувство: вот оно — то самое, родное и нужное. Рядом с Женей было просто и понятно, надёжно, хорошо, тепло… Но сейчас и не пахло расслабляющим уютом: всё женское естество, всё нутро Катерины Матвеевны напряжённо откликалось и на этот голос, и на прикосновение. Внутри тихо, но сильно бурлило чувственное волнение — то обжигающее, то леденящее, но в обоих случаях светлое и окрыляющее. Губы Жени мягко коснулись её пальцев, и Катерина Матвеевна закрыла глаза. Она кожей чувствовала сближение, согревающее дыхание… Поцелуй мягко накрыл её губы, и она вся подалась навстречу Жене, доверчиво прильнула, и объятия стали крепче и нежнее. Женя, казалось, читала её мысли, чутко улавливала душевные порывы в самом их зародыше. В этом безмолвном диалоге было больше понимания, чем Катерина Матвеевна испытала за всю предыдущую жизнь. Если она хотела остановиться, Женя не спешила, терпеливо ждала, но, едва заметив признаки оживления, тут же возобновляла свою ласку. Чувствуя её руку ниже пояса, Катерина Матвеевна даже не думала отстраняться. Ей хотелось позволить Жене всё.
Для соседей Женя была дальней родственницей Катерины Матвеевны — чтоб не возникало кривотолков и сплетен. Хозяйка сделала гостье строгое внушение: никаких нежностей на людях — не приведи Бог! Но никто не знал, что делалось за закрытыми дверями спальни… А именно там Катерину Матвеевну и обняли сильные руки, которые так взволновали её с первого взгляда на фотографии. Всё в ней сладко содрогалось и пело… Никто и никогда не будил в ней женщину так, как это делала Женя. Зацелованные губы припухли, а соски, влажные от ласк, покалывало. Раздвинув колени, Катерина Матвеевна отдавалась целиком и полностью — каждый вечер и каждое утро. Женя оказалась на полголовы ниже ростом, но из её стальных рук было просто невозможно вырваться. Как обнимет, шепнёт: «Катюша…» — и всё, Катерина Матвеевна непоправимо и бесповоротно таяла душой и сердцем, а её тело вкушало такое наслаждение, какого не знало уже давно. Это было лучше, чем в юности, с Сашей. Молодость с её глупостями и рядом не стояла… А если и стояла, то могла лишь позавидовать взрослому, заслуженному, выстраданному чувству.
Они встретились после этого ещё два раза — осенью и зимой. Осенняя встреча была не очень долгой, Женя выбралась всего на три дня, а в новогодние каникулы, оставив дочку у бабушки, она провела с Катериной Матвеевной целую неделю. Сейчас Женя хотела приехать с Машей. Такое серьёзное знакомство могло означать лишь новую ступень отношений — за ним должно было последовать только предложение руки и сердца, не больше и не меньше. Но светлую радость омрачали смутные предчувствия.