Я там тогда почти что умерла... как такое не вспоминать?
Да, иногда — особенно когда Герман частично обращался в оборотня, когда он становился не просто человеком... — тогда я боялась его, понимая, что его зверь где-то близко. Мне было страшно, мне было не по себе... но в этом разве есть моя вина?
Разве я пришла тогда в тот дикий лес, чтобы рискнуть своей жизнью и здоровьем? Разве я знала, какую судьбу приготовила мне моя лживая подруга???
И при этом при всем я ведь как-то существовала с Германом в одной квартире... я даже делила с ним кровать. Не как муж и жена делила, но всё равно...
«Хотя даже если бы я и винила его за действия его обезумевшего зверя — это моё право, в конце концов», — подумала я про себя. — «Я не просила, чтобы из меня делали жену для Альфы; не просила быть подсадной уткой, чтобы поймать одичавшего Германа».
— Поверь, и я об этом тоже не просил, — хмыкнул вдруг Герман.
В этот момент мой поезд, громко пыхнув, медленно тронулся по путям в сторону столицы.... оставляя меня на лесной обочине в окружении оборотней.
Повернув голову, я смотрела вслед набирающему обороты поезду и понимала, что это конец.
Мне теперь не удастся выбраться из Мурманска.
Герман не позволит.
Я тяжело выдохнула … чувствуя, что вместе с воздухом из моего рта вылетает протяжное тихое «ааааа».
— Что... — поняв, что я снова обрела свой голос, я повернула голову в сторону Германа. Он, темный, пугающий, огромный... нависнув, стоял в опасной от меня близости.
— Зачем? — задала я короткий, но правильный вопрос.
Левицкий молча приподнял бровь.
— Если тебе не нравится, что я виню тебя за действия твоего зверя, то зачем ты поступаешь также, как он? — спросила я после минутной паузы.
— Я не поступаю как он, — ощерился Герман, сверкнув золотыми глазами. Да, сейчас его глаза снова стали желтыми — не пугающе черными, но и не серыми — человеческими. Желтыми глазами оборотней.
— Ты вытащил меня из поезда и устроил тут... почти прилюдный стриптиз. Чем это отличается от действий того одичавшего зверя?
— Наверное, тем, — высокомерно фыркнул Герман. — Что ты уже знаешь правила.
Он протянул к моему лицу руку, на которой сейчас снова возникли острые волчьи когти.
— Ты прекрасно знала, что по волчьим законам, ты уже моя законная жена, — рыкнул Герман. — Знала, что я не отпускаю тебя. Знала, что твоё будущее в этих ... и только в этих землях.
— Но...
— Никаких «но», дорогая, — намотав локон моих волос на свой ужасающий размеров коготь, Герман немного отвел руку — так, что мне сталоне комфортно. Ещё не больно, но уже неприятно. — Ты все прекрасно знала, но решила сбежать...
— Я просто уехала.
— Ты сбежала, — сильнее натянул волосы Левицкий. — Ослушалась своего мужа и своего Альфу. Поэтому, я имею полное право наказать тебя.
— Я никогда не признавала тебя своим мужем, — тихо произнесла я, оттянув голову назад.
Да, мне было больно от своих же собственных действий, но я должна была показать Герману, что угроза физической боли меня не остановит. Это был не просто жест моего неповиновения — это была наглядная демонстрация того, что я не остановлюсь.
— Ещё пока не признала, — кивнул Герман, продолжая внимательно меня при этом рассматривать. Рассматривать, как забавную зверушку. — Наташ, зачем ты всё усложняешь, а?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ты же знаешь, что я не отпущу тебя, — нарочито спокойно произнес Герман.
— Это спорный вопрос.
— Это даже не вопрос, — ровным тоном ответил Левицкий. — Я не отпущу тебя.
Так и не выпустив мои волосы из своего захвата, он наклонился ко мне.
Мне тогда показалось, что он хочет поцеловать меня, но Герман этого так и не сделал... вместо этого он остановил свои губы в миллиметре от моих.
— Я знаю твои мечты, Наташ, — ухмыльнулся Левицкий. — Я точно знаю, чего ты хочешь от этой жизни.
Его горячее дыхание практически мгновенно согрело мои замерзшие губы.
— Я могу дать тебе всё это, — продолжил меня испытывать Герман. — Могу дать тебе крепкую семью, о которой ты мечтаешь, надежный финансовый тыл … детей, наконец. Всё, что ты пожелаешь...
Он стоял, улыбаясь в мои потеплевшие от его дыхания губы, и ждал... ждал, что я сдамся.
Я чувствовала это... Нет — я откуда-то точно это знала, но всё равно продолжала молчать.
— Наташ, у меня много денег, — добавил Герман после долгой паузы, за которую я так и не издала ни единого звука. — Ты можешь жить ни в чем себе не отказывая.