И теперь, когда пути влюбленных были насильно разведены, казалось, им оставалось лишь хранить воспоминания о тех счастливых моментах, когда они могли быть вместе, как драгоценные осколки разбитой мечты. Воспоминания, которые, возможно, были единственным, что у них осталось.
Но молодой человек, разгоряченный любовью, решил бороться за свое счастье до конца. Едва ему стало известно о судьбе возлюбленной и о том, как его отец хочет хитростью избежать приказа короля, он решил обратиться к нам — законным опекунам Ансаи, видя в нас последнюю надежду на спасение их любви.
И, признаться, он рассудил верно. Только я имею право решать судьбу моей сводной сестры. Но как вырвать ее из цепких лап этого хитрого и жадного старика де Сан-Раду? Он настолько самоуверен, что ему плевать даже на волю самого Вильяма Голтерона!
Теперь понятно, почему Ансаи до сих пор не в Ашаваре. Он просто тянет время, чтобы воплотить свои планы в жизнь!
— Где сейчас моя сестра? — нахмурив брови, поинтересовалась у молодого человека.
— Граф де Сан-Раду прячет ее в своем охотничьем домике близ долины Ювар, — оттянув шейный платок, произнес Борт.
— Это точная информация? — спросила, не отводя от него взгляда. Увы, но от его ответа зависело слишком многое.
— Ансаи сумела подслушать разговор относительно ее будущего. Вот, — молодой человек усмехнулся и протянул сложенный в трубочку маленький клочок бумаги из грубого волокна, — это последняя весточка, которую Ансаи удалось отправить мне голубем незадолго до переезда. Больше я о ней ничего не слышал.
Перспективы, прямо скажем, не ахти. Но это хоть что-то. Я взяла протянутый клочок бумаги. Грубая, шершавая текстура под пальцами. Запах пыли и... чего-то смутно знакомого. Развернула. Неровные, торопливые строки, чернила почти выцвели. Слова складывались в короткое, но тревожное послание: "Охотничий домик. Ювар. Не доверяй никому."
Хм-м-м. "Не доверяй никому." О чем она хотела предостеречь влюбленного?!
"Охотничий домик... Ювар..." Слова эхом отдавались в голове. Ювар. Где-то я уже слышала это название. Кажется, это небольшая деревушка в предгорьях, известная своими густыми лесами и... охотой, разумеется. Охотничий домик там, должно быть, не один. Какой именно имелся в виду? И почему именно там?
Послание было слишком лаконичным, чтобы дать хоть какие-то ответы. Только вопросы, роящиеся в голове, как потревоженные осы. "Не доверяй никому..." Это звучало как отчаянное предупреждение, крик из прошлого, пробившийся сквозь время и пространство.
Я снова посмотрела на бумагу. Чернила, хоть и выцветшие, сохранили оттенок глубокого синего. Такие чернила редко использовались для повседневных записей. Скорее, это были чернила для важных документов, для писем, которые должны были сохраниться. И запах... кроме пыли, что-то еще. Что-то неуловимое, но знакомое. Древесина? Кожа? Или... Ну точно! Так пахло от покойного епископа Сан-Варона! Ладан, воск и мед!
Но эта фраза. "Не доверяй никому..." Она не давала мне покоя. Слишком размытая, безликая, подразумевающую за собой предательство, опасность, скрытую за маской дружелюбия. Кто мог желать зла влюбленным? И почему именно в охотничьем домике в Юваре?
Вопрос о чувствах... Кто еще знает? Это был ключевой вопрос. Если их чувства были тайной, то предупреждение могло исходить только от кого-то, кто был очень близок к ним. Кто-то, кто видел то, чего не видели они сами. Кто-то, кто знал о надвигающейся опасности.
Я сложила клочок бумаги и спрятала его в карман. Он был единственной нитью, ведущей к разгадке. Нитью, которую нужно было распутать, прежде чем станет слишком поздно. Ювар. Охотничий домик. "Не доверяй никому."
— Кто еще знает о ваших чувствах друг к другу?
— Только несколько слуг.
Сомнение в его голосе заставило меня насторожиться.
— Они преданы вам? Вы уверены в этом? — спросила я, стараясь скрыть нарастающую тревогу.
Он замялся, отведя взгляд.
— Я уже ни в чем не уверен. Слишком неожиданным было решение отца…
В зале наступила тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием. Напряжение висело в воздухе, словно натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения.
— Может все же обратиться к королю, — впервые за столь долгий мой разговор с молодым человеком произнес Николь.
Я вздохнула, отводя взгляд от окна, за которым занимался рассвет. Золотистые лучи уже пробивались сквозь ночную дымку, окрашивая верхушки деревьев в нежный персиковый цвет. Красиво, конечно, но эта красота лишь подчеркивала тоску, скребущуюся где-то глубоко внутри. Рассвет, как и обещания, которые он нес, казался обманчивым, пустым.