- Афанасий Николаевич, займитесь текущими делами. Я сам допрошу госпожу… э-э-э.
- Кленовскую, - сказала я с достоинством, потирая ладонь.
- Прошу вас, госпожа Кленовская, пройдёмте в кабинет, а вы, Трубин, распорядитесь подать нам чаю.
С трудом удерживаясь от того, чтобы показать скукожившемуся Трубину язык, я с достоинством вышла из камеры и попросила Городищева:
- И Авдотью с нами возьмите, она ни в чём не провинилась, бедная.
- Разумеется, - ответил Городищев скупо.
Какой милый! Даже не милый, это определение для любого мужика без склонности к агрессии. А Городищев такой… Сдержанный. Вежливый. Идеальный. Ах какой мужчина!
Идеальный мужчина провёл нас до кабинета, пропустил внутрь, открыв дверь, и сказал:
- Прошу, садитесь. Позвольте представиться: надворный советник Платон Андреевич Городищев, дознаватель Михайловской полиции.
Я каким-то внутренним чувством самосохранения ощутила, что надо ответить так же. Ответила:
- Татьяна Ивановна Кленовская, новая хозяйка «Пакотильи».
- Извольте принять мои искренние поздравления.
Лицо Городищева ясно разнилось с его словами. Он не рад. Совсем не рад. Я понимаю. Завязала я, Платон Андреич! Но как ему сказать об этом?
- Я сейчас вам всё объясню. Я уволила управляющего Ксенофонта, который лапал девушек и явно крал. А этот поганец заявил в полицию.
- Чем же вы объясните, Татьяна Ивановна, что ваша девушка, - он заглянул в бумагу, лежавшую на столе, - Авдотья – без жёлтого билета работает в заведении?
Я села. А потом встала. Сказала:
- Ничем, уважаемый Платон Андреевич. Жёлтый билет ей просто не нужен.
- Как так, Татьяна Ивановна?
Он даже усмехнулся, глядя мне в глаза. Тоже встал, обошёл стол и приблизился. Я запаниковала. Может, и он приставать надумал?
Его лицо внезапно оказалось совсем рядом – а у меня внезапно весь воздух из лёгких улетучился в прекрасное далёко… Хоть бы в обморок не упасть!
- Татьяна Ивановна, что с вами?
Он поддержал меня под руку, и я очнулась. Его лицо показалось мне усталым. Усы эти его странные… Он прикидывается сильным, а сам очень устал.
С усилием выпрямилась, и посмотрела в карие глаза. Они были холодны, хотя карие обычно тёплые. Но Городищев только делал вид, что проявляет участие. На самом деле я видела: ему всё побоку. И я, и Авдотья, и все остальные дела этого полицейского участка. Ему бы выспаться… Как и мне.
- Я в порядке, - ответила тихо. – Устала очень.
- Сейчас подадут чай, - сказал он и, оставив меня, подошёл к двери, открыл её, выглянул в коридор: - Трубин! Где же чай?!
В коридоре протопали шаги, и Трубин, который выглядел не слишком довольным, принёс серебристый самоварчик. Я умилилась – какая прелесть! Настоящий самовар, даром что маленький! От него шёл пар изо всех щелей, а сверху корону самовара венчал пузатый фарфоровый чайничек. Поставив самовар на стол, Трубин глянул искоса на Городищева, и тот взмахом руки отпустил его:
- Идите.
Когда Трубин вышел, я улыбнулась:
- Чай — это прекрасно. Авдотья, садись, сейчас будем пить чай.
Господи, какие глупости я говорю! Горожу для Городищева полную чепуху! Но, по-моему, тут все так трындят, так что я не выбиваюсь из общего ряда. Но Авдотья не двинулась с места. Она выглядела не менее напуганной, чем в арестантской.
- Авдотья! – шикнула ей. Городищев подошёл к девушке и поднял её лицо пальцами:
- Что ж, Авдотья, мадам надо слушаться.
- Простите, - пробормотала она.
Городищев достал из стеклянного шкафчика, занавешенного изнутри шторками, три стакана в подстаканниках – ей богу, как в наших поездах! - и налил в каждый заварки из чайника. Потом поднёс стаканы по очереди к кранику самовара и долил горячей водой. Поставив передо мной один, спросил:
- Сахару, Татьяна Ивановна?
- Покорнейше благодарю, - отказалась я. Откуда все эти словечки в моём репертуаре?
Он положил два куска неопределённой формы себе в чай и принялся размешивать ложечкой. Потом посмотрел на меня пристально:
- Татьяна Ивановна, так что вы хотели сказать? Отчего Авдотье не нужен жёлтый билет?
- Потому что она не работает у меня… хм, как там сказал господин Трубин? профурсеткой. Она служанка.
- Это ещё надо доказать.
- Каких доказательств вы хотите? Есть только моё честное слово. И «Пакотилья» прекратила своё существование.
- Как это?
Он казался удивлённым. Карие глаза смотрели пристально, настойчиво. Я улыбнулась, ощущая, как вымоталась. Сказала:
- На месте заведения я хочу открыть музыкальный салон.
- Музыкальный салон?
Городищев даже поперхнулся глотком чая, закашлялся. Подавив в себе желание вскочить и похлопать его по спине, я подтвердила самым спокойным тоном, на который была сейчас способна: