— Хорошо, Богоподобный. Изис-Неферт здесь нет, ее пригласила к себе в поместье царица-мать Туя.
— Моя мать?.. — Рамзес был так удивлен, что потерял дар речи.
— Да, несколько дней назад. Так Изис-Неферт отправляться в Мемфис?
— Нет, — ответил Рамзес быстро. — Она может оставаться там, у моей матери. А я сейчас же отправлюсь к Великой Царской Супруге.
— А она тебя узнает после столь долгой разлуки, Сесси? — пошутил Парахотеп.
— Когда-нибудь я отправлю тебя в каменоломню за оскорбление Благого Бога, мой дорогой главный советник.
— Это было бы почти отдыхом по сравнению с моими обязанностями при твоем дворе.
— Ну, гляди, у тебя еще будет время сравнить… — Рамзес предостерегающе поднял палец.
Уже несколько месяцев Нефертари не чувствовала себя вполне здоровой. Сильный кашель мучил ее. Днем она часто так утомлялась, что должна была прилечь. У нее не было болей, и в облике не было заметно каких-либо изменений, за исключением глубоких теней под глазами и легкой бледности, которые были заметны, когда она недосыпала.
Когда Рамзес явился к ней, служанка попросила его немного подождать, потому что госпожа была еще не одета.
Между тем Нефертари торопливо подвела глаза, втерла румяна в щеки, взглянула в зеркало и попыталась улыбнуться. Ей это не совсем удалось.
— Проси Благого Бога!
Рамзес, уже испытывавший нетерпение, ворвался в комнату:
— Что с тобой случилось, моя любовь? В это время ты обычно бываешь уже давно на ногах.
— Я так мало была нужна в последнее время, что привыкла залеживаться в постели.
Рамзес понял намек и болезненно поморщился:
— Да, я пренебрегал тобой, признаю. Это было… Она, между прочим, умерла сегодня ночью.
— Кто? — спросила Нефертари, хотя понимала, о ком речь.
— Мерит-Анта, моя третья супруга. Знаешь, в ее дворце лютует оспа, и мы должны считаться с тем, что один из нас может заразиться. Поэтому завтра с утра мы уезжаем в Мемфис: ты, дети, Мерит, Сети, Парахотеп — все важные люди. Я перенесу резиденцию в Мемфис до тех пор, пока минует всякая опасность. Ее дворец я велю сжечь вместе со всем, что в нем находится. Я хотел бы любое воспоминание о ней… Я хотел бы…
Он запнулся, как будто стыдился своих слов, и беспомощно посмотрел на Нефертари. И странно: его Прекраснейшая улыбалась, на ее круглых щечках появились очаровательные ямочки.
— Почему? Разве ты не опечален?
— Странно, но я чувствую… облегчение. Да, облегчение! Эта женщина смутила мой разум и привязала меня к себе… к своей постели… Но мое сердце я ей не подарил. Оно всегда принадлежало тебе.
Он дотронулся до амулета на своей груди.
Нефертари хотела вознаградить это признание сияющей улыбкой, но вместо этого на ее глаза навернулись горькие слезы, покатились по щекам и смыли часть торопливо нанесенных румян.
Рамзес посадил жену на колени и ощутил ее такой привычный для себя вес. Он стал качать ее, как ребенка.
— Да, да, я знаю… Все это моя вина. Ты всегда позволяла мне быть с другими женщинами, но на этот раз я зашел слишком далеко. Она, должно быть, применила какое-то чародейство, чужеземную магию, против которой египтянин не может обороняться. Но Сехмет снова установила божественный порядок. Маат может быть довольна. Я велю стереть имя хеттиянки из всех хроник и уничтожить все составленные на ее имя дарственные грамоты. Тот, кто останется жив из ее придворных, должен будет вернуться на родину. Ничего не напомнит нам о ней. Я так хочу.
— Немного несправедливо, потому что она все-таки была твоей третьей супругой. Но если ты так хочешь…
Внезапно Нефертари сотряс сильный приступ кашля. Царица соскользнула с его колен и прижала ко рту платок. Еще задыхаясь, она сказала: