Глава IV
Дела семейные
Он опять помолчал немного, прокашлялся и взглянул в глаза молодого патриция.
— Слушай, Луций, слушай внимательно и запоминай. Кое-что из этого тебе уже известно, но наверняка в другой интерпретации. Поэтому я начну с самого начала и расскажу тебе всю историю семьи Августа, вплоть до сегодняшнего дня.
Ты услышишь удивительные, а иногда и страшные вещи. Ты можешь мне верить или нет, но, клянусь всеми богами, клянусь тенью моего отца — это правда. У меня есть достаточно доказательств в подтверждение моих слов. Итак, слушай.
Для начала — короткое вступление. Ты, конечно, знаешь, хотя сам и не помнишь, что еще сорок лет назад в Риме была республика. Страной управляли сенаторы, из числа которых выбирались консулы, преторы и другие государственные чиновники. И народ активно участвовал в выборах.
Но с приходом к власти Августа ситуация изменилась. Формально мы до сих пор живем в республике, формально цезарь полностью подотчетен Сенату, но теперь это стало полной фикцией.
Ведь в руках Августа сосредоточены все основные государственные посты — он и главнокомандующий, он распоряжается финансами страны, он, наконец, является верховным жрецом и так далее. Поэтому-то государственное устройство, при котором мы живем вот уже сорок лет, было возможно лишь потому, что Сенат и народ не видели причин отказывать в доверии цезарю, который прекратил кровавые междоусобицы и правил мудро и справедливо, а Август, в свою очередь, старался не особенно дразнить чувства своих вольнолюбивых подданных. И этот баланс, по-моему, не так уж плох.
Но есть одно «но» — такая ситуация сохраняется до сих пор лишь благодаря личности Августа, благодаря тому огромному уважению, которым он пользуется у всех слоев населения.
А теперь представь на минуту, что место нашего цезаря займет кто-то другой — не такой мудрый, не такой гибкий, не такой гуманный. Ведь с той огромной властью, которая попадет к нему в руки, — властью, которой не обладал еще ни один диктатор в истории Рима, ни своевольный Марий, ни жестокий Сулла, ни даже Юлий Цезарь, не говоря уж об остальных — так вот, обладая подобной властью, этот человек очень легко может превратиться в настоящего монарха, в тирана и самодержца, которых мы видим сейчас правителями в странах Востока. И тогда уже никакие древние законы, никакое противодействие Сената или народные демонстрации не спасут нас. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Луций молча кивнул, его глаза не отрывались от губ Сатурнина.
— Хорошо, — продолжал тот. — Но дело-то в том, что Август, которому уже, кстати сказать, семьдесят шесть лет, собирается назначить себе преемника, то есть передать свою власть в другие, конкретные руки, а не просто сложить полномочия и предоставить отцам-сенаторам, как бывало раньше, решить судьбу страны. И тут таится большая опасность. Ведь цезарь хочет выбрать не просто достойного человека, который продолжал бы его политику, нет — он желает, чтобы этот человек обязательно был членом его семьи. А в семье этой с достойными членами — как ты сейчас убедишься — дело обстоит отнюдь не благополучно.
Так что, все зависит от того, кто займет место Августа после его смерти.
Сенатор помолчал, собираясь с мыслями, а потом снова заговорил, глядя в землю.
— Теперь давай вспомним историю цезарской семьи. В первый раз Август — тогда еще Октавиан — женился в двадцать три года. Этот брак был продиктован отнюдь не чувствами, а лишь политической ситуацией. Со своей женой — Скрибонией — он прожил всего год и развелся, как только она родила ему дочь Юлию.
Спустя несколько месяцев Октавиан снова нашел себе супругу и сделал это довольно оригинально. Ты, наверное, слышал об этом, но я сейчас расскажу тебе такие подробности, о которых ты не знаешь и не догадываешься.
Сатурнин вздохнул; на его лице было какое-то странное, печальное выражение.
— Ливия... Да, это была Ливия, наша нынешняя императрица. Злой гений и самого Августа, и его семьи.
Отец ее — Марк Ливии Друз — был горячим сторонником антицезарианской партии, другом Брута и Кассия, против которых тогда сражались Антоний и Октавиан. После разгрома под Филиппами Друз покончил жизнь самоубийством, бросившись на меч.
А ее первый муж — ты должен помнить его имя — долго не мог выбрать, с кем он останется. Сначала этот человек командовал флотом Юлия Цезаря, когда войска брата Клеопатры Птолемея осадили их в Александрии, затем вдруг выступил с предложением выдать награду убийцам диктатора. Это возмутило Октавиана — приемного сына Цезаря, — и они стали врагами.
Супруг Ливии сражался против него в Перузии и на Сицилии, в Кампании и в Греции. Лишь когда Антоний и Октавиан заключили мир, он решил прекратить сопротивление и вернулся в Рим с юной шестнадцатилетней женой и годовалым сыном — Тиберием.
Они поселились в доме Друзов, который ты можешь видеть прямо отсюда. — Сенатор показал рукой. — Вон он.
— Я знаю, — кивнул Луций. — А что было дальше?
Сатурнин нахмурился и долго смотрел в землю.
— А дальше, — продолжал он наконец, — Октавиан увидел прекрасную Ливию — она действительно была тогда очаровательным созданием — и влюбился по уши, навсегда. Ливия же не любила его и никогда не полюбила, но ведь эта женщина ставила обладание властью превыше всего на свете, а стремительно идущий вверх Октавиан как раз мог удовлетворить ее честолюбие.
— А откуда ты знаешь, что она не любила его? — удивленно спросил Луций. — Ведь они живут бок о бок уже более пятидесяти лет и все видят, что им хорошо вместе. Жена так заботится о цезаре...
— Я знаю, что говорю, — глухо ответил Сатурнин. — Поверь мне, очень хорошо знаю. Послушай дальше.
Ливия в то время была беременна. Она убедила своего мужа, что ребенок не его... возможно, это так и было... и тот вынужден был, из соображения семейной чести, дать ей развод. Тогда она получила возможность выйти замуж за Августа и через три месяца после свадьбы — на которой ее прежний супруг, кстати сказать, вынужден был играть роль отца невесты — родила мальчика, которого назвали Друзом. Октавиан признал его членом семьи, хотя он-то уж точно не имел к отцовству никакого отношения.
Вот так они связали свои судьбы — приемный сын диктатора Юлия Цезаря и дочь непримиримого республиканца.
Первый муж Ливии умер спустя несколько лет. Тогда поговаривали, что эта смерть была слишком уж скоропостижной. Но на сей счет мне неизвестно ничего определенного, есть только некоторые подозрения. Так что, оставим этот вопрос.
Прошло десять лет, завершились кровопролитные войны и в стране наступил мир. И вот тогда-то, под влиянием жены — а в этом нет ни малейших сомнений — Октавиан согласился принять имя Августа и взять на себя единоличную власть.
Мечты Ливии начали сбываться, но чтобы стать настоящей царицей — такой, например, как египетская Клеопатра, которой она всегда втайне завидовала, — мало было только верховного правления, необходимо еще было получить законное право передавать его по наследству.
И Ливия принялась настоятельно внушать мужу эту мысль, пока тот, наконец, не согласился. Что ж, сама по себе идея, наверное, и неплоха — возможно, республика уже изжила себя, и такой огромной державе, которой стал Рим, действительно необходим единоличный правитель. Возможно, повторюсь. Но, как я уже говорил, все зависит от того, какой это окажется человек.
Так вот, Август принялся подыскивать себе преемника. Поскольку он не имел детей мужского пола, а на наследование женщиной Сенат уж точно бы не согласился, выбор его пал на Марцелла — сына его родной сестры Октавии.
Цезарь очень любил парня, он женил его на своей дочери Юлии и даже усыновил. Но такой вариант Ливию не устраивал — ведь у нее был собственный сын — Тиберий, и именно его она собиралась одарить властью, с тем, естественно, условием, чтобы он негласно делился ею с ней.
Поначалу эта задача казалась абсолютно невыполнимой — ведь слишком много имелось непосредственных потомков Августа, чтобы он согласился передать власть человеку из рода Друзов, однако эта расчетливая и коварная женщина — поверь мне, это действительно так, хотя, вроде бы, все говорит об обратном — решила взяться за дело.