«Он знал ее, — говорит нам Уильямс, — и тайна лежит в природе этих отношений».
Леонард Б. Уильямс умер в 1981 году, посвятив последние двадцать лет жизни изучению этой скульптуры. Он так и не понял, что был совершенно прав и при этом полностью ошибался.
Орсини в зените славы и сами того не знают.
Благодаря озерной воде апельсины плодоносят как никогда. Померанцы тоже. Большую долю продукции семья экспортирует.
Пий XI внезапно умирает от сердечного приступа десятого февраля 1933 года в Ватикане. Поскольку, по некоторым данным, он собирался публично осудить фашистские методы, а его врачом был не кто иной, как отец последней любовницы Муссолини, Клары Петаччи, то ходят слухи: неудобного папу могли отравить по приказу дуче.
В 1933 году, второго марта случается накладка: над крышей Ватикана поднимается черный дым — это техническая проблема, но в итоге дым становится белым, и новость приходится подтверждать еще раз по Ватиканскому радио.
Habemus papam.
В 17:30 Эудженио Пачелли становится папой. Человек, которому я обязан карьерой. Теперь уже с именем Пий XII он возвращается вечером к себе, поворачивается к своей экономке[19], расправляет белую рясу и шепотом говорит: «Видите, что они со мной сделали».
В конце войны люди и слышать не хотели о смерти. Двадцатые годы были временем жизни, стремительной, бешеной, и я не раз думал, что фильмы той поры, с их прерывистыми и скачущими кадрами, ухватили какую-то долю реальности. В 1930-е годы, с удалением от нее, потихоньку возникло любопытство, и смерть снова вошла в моду. Малейший уважающий себя город, малейшая не совсем пропащая деревушка просто обязаны были иметь свой памятник павшим героям. Мне пришлось, как я ни уклонялся, изваять обелиск для Пьетры. Он отличался от других тем, что на камне было только одно имя. Военные власти не додумались призывать на фронт из этой далекой горной долины или же в угоду Орсини обошли ее мобилизацией. Их сын Вирджилио сам надумал уйти добровольцем и тем привлек близорукий взгляд судьбы. В результате мы только усугубили трагедию: Якопо, официально ставший моей правой рукой, увенчал строгую серую стелу фигурой солдата, который под градом пуль водружает стяг. Глядя на одинокое имя посреди пустой плиты, любой неминуемо думал: «Ну что за дурак». Посмертное чествование выглядело оскорбительно. Орсини видеть не могли этот памятник, мэр тоже, и поскольку я тоже его ненавидел, то без колебаний снес. Я снова начал усердно работать над статуями для Дворца итальянской цивилизации и занимался ими до конца десятилетия.
После флорентийского эпизода — моего предательства, как ни противно мне это слово, — Виола со мной не разговаривала. Она не присутствовала на ужинах, когда меня приглашали. Если нам случалось встретиться в деревне во время мессы — я всегда поддерживал церковь и считал делом чести личное присутствие, — она притворялась, что меня не видит. Ничего сложного, нужно просто не опускать взгляд. Она смотрела прямо перед собой, в ту пустоту, которую я бы занимал, будь я нормального роста, и не замечала меня, поскольку меня там не было. Я бы обиделся, если бы регулярно не получал из рук Эммануэле посланий в конвертах без марки. Личность отправителя он не выдавал: не мог предать оказанное доверие (он говорил слово «предать» с нажимом, глядя на меня), а в конвертах лежали вырезки из газет. Первая статья была опубликована в ноябре прошлого года и описывала Хрустальную ночь — погромы, устроенные евреям в Третьем рейхе. Затем мне прислали «Манифест ученых-расистов», на котором Муссолини основывал свои указы. Затем статья, где обсуждался отъезд из страны нобелевского лауреата Энрико Ферми — его жена была еврейкой, и ей запретили преподавать. Ферми будет разрабатывать основы ядерного деления для другой страны. Посыл был ясен: Стефано мне солгал. И Виола, которая все еще хотела меня исправить, тем самым давала понять, что наша дружба, возможно, еще не совсем мертва.
По возвращении из Флоренции у нас случилось бурное собрание: братья Орсини, Кампана и я. Кампана бушевал: ему надоела эта психичка, эта бесплодная доска. Франческо взглядом приказал мне не двигаться. Он был секретарем Пия XII, и от него исходила такая аура, что даже я подчинялся. Уже год, как два римских профессора медицины, Черлетти и Бини, экспериментируют с многообещающим методом лечения — электрошоком. Виола — идеальный кандидат, к тому же миланский врач, который ее осматривал после неудавшегося побега, диагностировал общее недомогание. А оно отлично поддается воздействию электрического тока. Стефано поморщился, когда Кампана объяснил, что метод успешно опробован на свиньях и даже на некоторых людях. Франческо одним мановением пальца отмел это предложение. Заговорили о литии, который тоже отлично справляется с общим недомоганием. До этого я не открывал рта, но тут встал:
19
Реальное историческое лицо, сестра Паскалина Ленерт была экономкой и доверенным лицом Пия XII в течение 41 года, вплоть до его смерти.