Его дыхание постоянно сбивалось, а тело колотила сильная дрожь, и Малфой просто не мог не почувствовать этого. Ресницы Драко качнулись, почти соглашаясь, но он внезапно мотнул головой, и сердце Гарри зашлось от любви и от боли. Какой же упрямец.
— Но почему? — расстроенно выдохнул он.
Драко судорожно вздохнул, и его горло снова дернулось.
— Поттер. Я не хочу, не могу так. Пожалуйста. Я не могу от тебя отказаться, но сдохнуть готов, от того, что ты меня просто жалеешь. Пожалуйста, не надо этого, Гарри.
Собственное имя обожгло так, будто Малфой забросил пылающий уголек в самое сердце.
— Думаешь, это жалость? — коротко выдохнул он. — Если бы это была бы жалость, Малфой… Я бы сейчас мог нормально дышать. — Гарри опять потянулся к нему, едва не касаясь его губ своими, оставляя на них свое прерывистое дыхание. — Ты чувствуешь? Ты мне веришь?
Драко с трудом приоткрыл затуманенные глаза, и Гарри решился.
— Поцелуй меня, — еле выдохнул он.
— С чего я должен целовать тебя, Поттер? — Драко расслабленно усмехнулся.
Даже потерявший связь с реальностью Малфой, по-прежнему оставался Малфоем.
Но Гарри, продолжая ласкать его, тихо шепнул:
— Потому что я боюсь тебя. Ужасно боюсь.
Малфой распахнул глаза и в его взгляде мелькнуло отрезвление:
— Совсем идиот? — выдохнул он.
Гарри печально усмехнулся:
— Я не любил тебя, Драко. Потому что не знал, что это возможно. Меня ломало от тебя, ужасно ломало, потому что я не знал, что мне с тобой делать. Любить тебя я не смел, а что делать с остальными чувствами к тебе — просто не мог понять. Их было так много. Они разрывали меня на куски. И я тебя ненавидел, — Драко дернулся в его руках, но Гарри его не пустил, прижимая к себе. — Но теперь, когда я понял, что все может быть по-другому, мне больно, что я потерял столько времени. Мы с тобой потеряли. Я хочу любить тебя, Драко. Тебя. Только тебя. Потому что только ты способен вызвать во мне эту бурю.
Драко смотрел на него растерянным взглядом. Не найдя, что сказать, он только тихо выдохнул:
— Гарри… не надо…
Звук собственного имени словно сорвал последние тормоза, и Гарри, не в силах сдержаться, разрываемый чем-то таким нежным и колким, продолжал говорить, и в то же время водил пальцами по его лицу, по скулам, по губам, почти не осознавая этого. Нетерпеливо трогал самыми кончиками приоткрывшиеся от удивления губы, вначале вел одним — большим по нижней губе, — потом все сильнее и больше, всеми пятью, по маленькой ямке над верхней губой, по крыльям носа, изучая щеки и скулы, сминая холодную фарфоровую хрупкость своим напором, то нежно, то надавливая с силой — сам не понимая, чего хочет больше — то ли сделать больно, то ли приласкать, потому что удерживать чувства в груди больше не было сил.
— Ты… — шептал он, прижимаясь к нему всем телом. — Ты просто измучил меня. Своей ненавистью. Своей любовью. Ты измучил меня собой. Ты понимаешь это? Малфой? И теперь у меня больше нет сил жить без тебя. У меня просто нет сил! Будь со мной. Будь моим. Что мне сделать, чтобы ты мне поверил? — Гарри снова ласково провел большим пальцем по ровным губам, и Малфой неожиданно, приоткрыв рот, впустил его внутрь. Палец погрузился во влажный жар, и Гарри, чувствуя, как по подушечке прошелся горячий язык, судорожно втянул в себя воздух и испуганно отдернул руку:
— Черт тебя побери, Драко, что же ты делаешь… — еле слышно выдохнул он, обхватывая его лицо обеими ладонями и притягивая к себе на расстояние поцелуя, но так и не касаясь его губами.
Оба тяжело дышали, умирая от возбуждения, но продолжали играть друг с другом, не собираясь сдаваться, робея и одинаково наслаждаясь этой игрой. Почти не осознавая, что делают, они соприкасались телами в попытке быть ближе, словно невзначай терлись друг о друга, грудью, бедрами, пахом, еле подавляя стоны желания.
— Ты… боишься? — задыхаясь, шептал ему Драко. — Национальный герой, Золотой мальчик, которого хотят миллионы? Ты боишься меня?
Гарри молча кивнул и, болезненно скривившись от неутоленного желания, с видимым трудом отодвинулся от него, словно разрывая связавшие их плотные нити.
Драко, возбужденный, непонимающий, смотрел на него мутными глазами и жадно дышал.
— Я никакой не герой, и ты это знаешь, — тихо сказал Гарри, пытаясь совладать с возбуждением. — И сердце мое не из золота и рубинов, а из обычной плоти и крови. Это была всего лишь сказка, Малфой. Красивая сказка. А я самый обычный. Я боюсь, что разочарую тебя. Я боюсь, что ты однажды поймешь, что я — это вовсе не то, что ты хо…
Малфоевское лицо прояснилось.
— Придурок, — резко перебил он Поттера, рванул его на себя, прижался губами к его губам и замер, будто давая привыкнуть. Сердце у Гарри гулко стучало от его запаха, от его силы, от его близости.
— Все еще страшно? — спросил Драко тихим шепотом, чуть отстраняясь. — Тогда я подожду, Поттер. Я подожду, сколько нужно. Я привык тебя ждать.
Гарри жадно смотрел на него: малфоевские глаза потемнели, а в радужке и в зрачках светилось что-то мрачное и призывное, как Манящие чары, что-то такое, отчего Гарри просто сходил с ума. Он не знал такого Малфоя. Не знал никогда, поэтому смотрел на него словно впервые. Малфоевские волосы трепал сильный ветер, светлым шлейфом на фоне темной реки, а в серых глазах сильней чем бурлящие волны, плескалось мучительное желание. И все его лицо было сейчас таким одурманенным, таким открытым и уязвимым, что Гарри почувствовал, как что-то, могучее, древнее, сильное, захлестывает, накрывает его, смывая все окружающее, и с ним остается один Малфой, заслоняя собой весь мир.
— Н-нет, — невнятно выдохнул Гарри, рванувшись к нему. — Не смей меня больше ждать, Малфой. Ты дождался.
Отчаянно прижавшись к его губам, Гарри почувствовал, как Драко ему отвечает, пытаясь приоткрыть его рот. Больше не сомневаясь, Гарри раскрылся ему навстречу, и наконец-то поцелуй — настоящий, желанный, порывистый, словно склеил их двоих окончательно, не давая возможности кому-то уйти. Прорываясь в жар его рта, глубже, как можно глубже, Гарри увязал в ощущениях, просто захлебывался в своей любви. И, тут же, сдаваясь под его страстным напором, впускал его внутрь, стараясь раскрыться под ним как можно шире, умирая от желания отдать ему все, что он только попросит.
Гарри уже почти не понимал, где они и что с ними творится, он знал и хотел знать одно: что Драко целовал его так жадно, так глубоко и так исступленно прижимал Гарри к себе, что буквально топил его в силе желания. Драко стонал, и Гарри пил с его губ эти стоны, вбирал в себя его наслаждение, блуждал руками по тонкому телу и умирал, умирал от любви.
Мантии путались в ногах и мешали получить Малфоя больше и ближе. Рыкнув от нетерпения, Гарри резко откинул назад свою мантию, раздвинул обе его полы, с какой-то болезненной злостью отбрасывая все ненужные тряпки, и наконец, дернул его бедра к себе, прижимаясь к нему своим пахом и начиная судорожно и жадно тереться, пытаясь хоть немного унять возбуждение. Но вместо этого стало еще горячей. Драко впаивался в него с дикой страстью, с его губ то и дело срывалось “Гарри… Гарри…”, и Гарри, млея от этого, снова и снова шептал Драко в ответ его имя, вызывая тихие стоны.
— Поттер… постой… погоди… я же сейчас… Гарри, я не могу…
Гарри чуть отстранился и, с трудом сфокусировав взгляд, посмотрел в его глаза — безумные, шалые, одуревшие от желания
— Драко, что?
— Я… больше не выдержу.
Мотнув головой, Гарри снова рванул его на себя и, поцеловав его жадно и крепко, услышал, как Драко в очередной раз мучительно простонал: “Поттер… я не могу больше… Гарри!”, резко дернул к себе тонкое тело, отчаянно прижимая его пах к своему, и, не выдержав, вскрикнул и тоже кончил сильно и мощно, с наслаждением ощущая ответные судорожные толчки.
— …Не верю, что от одного поцелуя… Мы идиоты…
Гарри вяло скосил на него глаза, не понимая, откуда у Малфоя остались силы, чтобы болтать? У самого Гарри ноги были как ватные, а по телу разливалась воздушная легкость. Обессилевший Драко, тяжело дыша, ворчал, уткнувшись ему в плечо, и Гарри прислонился к его макушке щекой, обнимая его, прижимая к себе всем телом. Зная, что теперь с Малфоя станется и убежать, Гарри крепко вцеплялся в него, не давая ни малейшего шанса уйти.