– Царь-Древо отдавало Иммельсторн в руки Дану, любого Дану, разве не так?
– Так, да не так. Любого, но готового нести с его помощью смерть врагам Деревянного Меча, тем, кого ненавидели его создатели. Так что не поливай себя грязью, Гвин, милый мой. Ты побеждал во всяком бою. Даже козлоногие не смогли взять верх над твоим войском. Поэтому…
– Ты не понимаешь, Тайде, – горько проронил Император. – Если Радуга действительно одержит верх над тварями Разлома, если маги остановят вторжение, пусть даже ценою кровавых жертв, мои же легионеры отвернутся от меня. И правильно сделают – они служат не только Императору, но и Империи. Зачем им правитель, ввергнувший их родину в хаос жуткой войны, зачем им сражаться против магов, если чародеи спасают их, легионеров, чад и домочадцев? Ты думаешь, что те же Серебряные Латы…
– Серебряные Латы пойдут за тобой и в Разлом, если ты прикажешь, – строго сказала Сеамни. – Нет, Гвин, народ от тебя не отвернётся. Почему ты о нём так плохо думаешь? Неужто у народа такая короткая память и все дружно забыли, чем была Радуга до войны? Как маги жгли всех, кто мог посягнуть на их чародейские монополии, как истребляли детишек из простонародья, в ком замечена была хоть малая искра магии? Не скоро забудут люди и Шаверскую резню.
Одно благодеяние не перевесит. Волшебники ведь спасают не только других, но и себя – в первую очередь. Отбрось сомнения, Гвин, ты побеждал, пока был уверен в себе и своей правоте. Ничего не изменилось, поверь. Нам просто надлежит чуточку поторопиться. – Дану легко вспорхнула с места. – Пойду, попрошу легионеров постараться.
Однако Сеамни не успела сделать и пары шагов – навстречу ей, чуть ли не расталкивая молчаливую стражу Вольных, выкатился Баламут, весь перемазанный коричневатой каменной пылью.
Запыхавшийся от быстрого бега гном, глядя прямо в глаза Императору, выдохнул только одно слово:
– Пробились!
Правитель Мельина поднялся.
– Пробились, мой Император, пробились! – Гном Баламут аж подпрыгивал от нетерпения. – Ка-ак раскачали таран, да ка-ак вдарили! Кирпичи до неба полетели!
– И что там? Что, Баламут?
– Там? Дыра, мой Император! – бодро отрапортовал гном. – Мы сразу же стражу поставили, а я побежал к твоей милости.
– Ну, пора, – повелитель Мельина встал, повёл плечами. Привычная тяжесть кованого доспеха уже почти и не тяготила.
– Я с тобой, – тотчас вскочила и Сеамни.
Император только покачал головой.
– Я с тобой, – с напором повторила Дану.
– Нет. Я пойду с Сежес. Больше – никого. Это главная пирамида, Тайде, тут, под ней, прости за высокий слог, скрыто главное зло. Может, оно нас и сожрёт, но я надеюсь, что при этом подавится. – Император откинул полог шатра. Пропустив вперед Сеамни, шагнул вперед.
– Гвин…
– Нет, Тайде, нет. Я стану думать о тебе, а не о деле. Если же придётся жертвовать собой, то…
– То ради дела, а не для того, чтобы меня спасать?
– Не обижайся. – Император осторожно коснулся её волос цвета воронова крыла. – Я должен отдать жизнь так, чтобы избыть Разлом и его тварей. Хотя, конечно, никто заранее ничего отдавать не собирается, это я только для красного словца… Впрочем… – Император тряхнул головой и через силу улыбнулся, – мы ещё посмотрим.
Сеамни гордо выпрямилась, вытерла слёзы.
– Другая на моём месте вцепилась бы в тебя зубами и ногтями – за то, что ты, подлый мужичонка, ставишь свою мужчинскую Империю выше меня, – она ещё пыталась шутить. – Но я тебя знаю. Империя и в самом деле значит… – она не договорила: «больше меня», изо всех сил пытаясь скрыть тревогу за любимого.
– Тайде. Вы с ней стоите рядом, Империя и ты. Но я уже один раз отрёкся от державы – ради тебя. И не хочу лишиться тебя вторично. Мы отправимся вместе с Сежес. На разведку. Вдруг нам повезёт? Должен же хоть раз выпасть наш расклад!
– В игре с Разломом, Гвин, не выпадет.
– Значит, перевернём стол, а карты выбросим, – ухмыльнулся Император.
– Я буду ждать, – негромко произнесла Сеамни, отворачиваясь. – Нет-нет, не целуй меня и не обнимай. Это получится как бы прощание, а я прощаться с тобой не желаю. Предпочту вообразить, что ты изменяешь мне с… с младой… гм… младой землепашкой на стоге свежескошенного сена.
– Я – и тебе изменяю?! – с шутливой искренностью возмутился Император. – С землепашкой? Откуда ты только таких слов-то набралась?
Сеамни улыбнулась, приложив ладошку к его губам.
– Я знаю, родной. Не надо ничего говорить. Просто иди – и возвращайся. Поскорее. Очень тебя прошу. Ты вернёшься, ты отдохнёшь… а потом я покажу тебе, что все землепашки нам, Дану, и в подмётки не годятся. Иди, – и она слегка подтолкнула его в спину.