-- Двадцать копеек! Классно! Белый мундир и черная физиономия!
-- Какая еще физиономия может быть у негра!
-- Нет, правда, ты кто на самом деле?
-- Африканский принц. Наследник огромного состояния, а значит, власти. Только вот вынужден скрываться.
Она никогда не видела его белым, поскольку ни разу не приезжала зимой. И не то, чтобы поверила, но готова была поиграть в предложенную игру.
-- Ты похож. И голос как у Поля Робсона. Только выговор... северо-уральский. Я там была на фольклорной практике... А ты знаешь свою судьбу?
-- Конечно. Умру в возрасте ста тридцати одного года.
-- Знать, когда умрешь, не интересно, -- задумчиво произнесла Томила. -- Как проживешь до смерти, что будет, кто встретится... Ты знаешь, что будет?
-- А как же! -- засмеялся Мавр. -- Причем, моя судьба имеет несколько версий. По какой захочу, по той и проживу.
-- Даже так? Ну и какие, например?
-- Могу еще лет сорок жить на берегу моря, страдать от его запаха и шума, уединяться в кузнице, пить вино и собственный коньяк...
-- Это здорово...
-- Что здорового? Тоска мне тут смертная. И одиночество. Если бы воплотить в жизнь второй вариант.
-- Какой же?
-- А перевернуть этот несправедливый мир. Чтоб как в сорок пятом. За державу обидно.
-- Я тебе верю, -- после паузы обронила она. -- В тебе чувствуется... огромная, потрясающая сила. Мне иногда даже страшно становится. Ты же все равно не скажешь, кто ты?
-- Не скажу.
-- Так и думала... Знаешь, а я в юности мечтала выйти замуж за генерала. Все девчонки мечтают! Однажды увидела настоящего генерала, но он был такой старенький, с палочкой шел... Вот теперь, когда мне сорок, снова можно мечтать. А то у меня теперь все так просто и прямо, что выть хочется. Я тоже все про себя знаю, вижу себя во сне -- сижу на тюремных нарах, а стены из бронированного стекла...
-- Ого! -- Мавр сел и чуть ли не насильно развернул Томилу к себе. -Это еще что такое?
-- Головой стучусь, тошно...
-- Давай, внучка, выкладывай, что с тобой приключилось?
Она ткнулась лицом в его грудь, но не заплакала, как обычно бывает в таких случаях, напротив, будто успокоилась, ощутив опору.
-- Все сны в руку... Я должна повторить судьбу моего отца.
-- Он что, на нарах сидел?
-- Не то слово... Больше тридцати лет со ссылками.
Мавр чувствовал ее дыхание у себя на груди, и в голову лезли неуместные мысли. Она словно услышала их, отстранилась и сжала кулачки.
-- Ты не думай, я его очень люблю! Жить без него не могу. Если б ты знал, какой он!.. Добрый, ласковый, но утомленный. И одержимый, как ты.
-- За что же его на такой срок? -- больше для участия спросил он.
Томила усмехнулась на свои воспоминания.
-- Сам он говорит, за то, что делал деньги.
-- Бизнесом занимался?
-- Нет, в прямом смысле.
-- Фальшивомонетчик, что ли?
-- Я ненавижу это слово... Мой папа художник, понимаешь? Прекрасный художник!
-- Ну-ка, ну-ка. -- Мавр насторожился. -- Как его фамилия?
-- Притыкин... Что это с тобой?
-- Да так... Просто у меня был один знакомый фальшивомонетчик, но с другой фамилией... И что, он на самом деле художник?
-- Талантливый! И его погубило творческое любопытство...
-- А это что такое?
-- Как бы тебе объяснить... Ты ведь тоже причастен, в кузне своей цветы выковываешь... Наверное, поиск совершенства, жажда самореализации. И когда этого нет, человек гибнет. Я тоже в юности писала стихи и мечтала о генерале. А стала обыкновенной челночницей. Так что дорожка мне накатана...
Мавр встал, завернувшись в простыню, походил с достоинством и решительностью, как римский патриций.
-- Нет, надо потрясти этот мир!
-- Пожалуйста, Мавр, потряси его! -- искренне попросила она и замолчала.
Он погладил ее по голове, затем взял на руки, покачал, побаюкал:
-- Ах, ты горе мое...
-- Помнишь, ты однажды победил моего мужа, на руках тянулись?
-- И не только мужа, -- намекнул он.
-- Да-да, -- уклонилась Томила от неприятного. -- Тогда Юра меня стал ревновать... Кошмар был, а не отдых! Мы с ним через полгода развелись. По этой причине, между прочим. Еще он узнал, что ты ночью открывал кузню, делал мне огненный массаж и подарил железный цветок. Ты же никого не лечил огнем? И цветов никому не дарил?
Он в самом деле только Томилу впустил в кузницу и ради нее среди лета возжигал горн.
Она не знала, куда он ее ведет и что находится за железной дверью каменного сарая, но пошла без оглядки и воспринимала все, как данность, полагаясь на судьбу и его руки. И делал он столь необдуманный шаг не для того, чтобы выделить Томилу из компании -- просто в тот миг ему пришла в голову идея.
Мавр все видел -- и ревность мужа, и неудовольствие подруг, и ее уныние: отдых превращался в наказание и грядущая зима лишь усугубила бы состояние разочарования и упадка. А тут. в ночной кузне, Мавр превратился в мага или обыкновенного фокусника, на ходу придумывая, чем бы удивить увядавшую на глазах деву? Сыпал в огонь порошок алюминия и меди, превращая его в иллюминацию, изображал, что поливает ее пламенем, черпая ковшом из горна, и сразу же -- водой, при этом бормоча какие-то слова. И наконец, извлек голой рукой раскаленную добела кованую розу, заранее подложенную в огонь.
Поразил воображение!
Вероятно, кто-то из подруг не спал и подсмотрел: иначе как бы узнал муж?
-- То есть я виноват в твоем несчастье? -- прямо спросил Мавр.
-- Наоборот, ты помог! Иначе бы до сих пор мучилась... Скажи, я ведь одна получила от тебя огненную розу?
-- Что ты ищешь, внучка? -- осадил он. -- Совершенства? Самореализации?
-- Замуж хочу, -- сказала она трезвым и осмысленным голосом.
-- Ну так выходи! Какие твои годы?
-- За кого? За челночника? Такого же погибшего, как я?
-- За генерала хочешь? -- Мавр посадил ее на кровать, присел рядом. -Грядет катастрофа... Поэты торгуют тряпьем, художники превращаются в фальшивомонетчиков и сидят в тюрьме, а бандиты жируют...
-- Ты же можешь, Мавр! Все в твоих руках. Переверни этот несправедливый мир. Хотя бы для одного человека. Возьми меня замуж.
-- Замуж? Ты знаешь, сколько мне годиков, внученька?.. Это же картина "Неравный брак". Вся Соленая Бухта со смеху умрет.
-- Ну и пусть.
-- А про тебя скажут, позарилась на дом старика, и станут травить. И отравят непременно!
-- Но это же не так?.. Да и сейчас никому ни до кого дела нет. И ты ведь ничего не боишься?