— Заглянем? — предложил я Эмилии. — Здесь прекрасный кофе и вкусные пироги с ягодной начинкой.
Она согласилась легко перекусить, а потом продолжить пешую прогулку до ресторана. Мы заняли столик у окна. В этом кафе мне нравилась не только еда, но и сама атмосфера — по-домашнему уютная. Днем посетителей было немного, что очень устраивало. Пожилая официантка подошла к нам.
— Господин Аджари! — приглядевшись, воскликнула она. — Как давно Вы не заглядывали к нам! Вы так внезапно исчезли…
— Я переехал из Лондона. Сейчас в столице проездом.
— Вам как обычно?
— Да. Латте с миндальным сиропом и кусочек пирога с клубникой, — уточнил свои предпочтения.
— А леди что будет? — официантка обратилась к супруге.
— Пожалуй, тоже самое, — ответила Эмилия.
Пока готовился заказ, женщина вернулась к нам. По ее лицу было заметно, как она соскучилась.
— Что нового в Лондоне? — задал такой достаточно абстрактный вопрос.
— Жизнь течет потихоньку. Полгода назад у нас появился новый завсегдатай. Тоже ученый, как и Вы. Только очень серьезный, важный и… жадный. Никогда чаевые не оставляет. Кстати, вот и он собственной персоной.
Официантка ушла. Из любопытства я посмотрел в сторону двери и зря. С этим человеком мне не очень-то хотелось встречаться ни в жизни, ни на научных конференциях — доктор лингвистики из каирского университета, с кем я умудрился чуть ли не до драки поспорить во время моего первого доклада в девятнадцать лет и от кого потом через полтора десятилетия получил разгромный отзыв на свою последнюю монографию. Он мельком оглядел всех присутствующих, повернулся в сторону барной стойки, но передумал, вальяжно подошел к нашему столику, усмехнулся:
— Какие люди! Сахемхет Аджари собственной персоной! Давно тебя не видел на собраниях Британской академии. Преподаешь в провинциальном колледже или деревенской школе? Мне вот поручили кураторство над кафедрой лингвистики в университете.
Я поднялся. Не вежливо, сидя, разговаривать с человеком старше себя.
— Нет. Я уже два года живу в Каире.
— Серьезно? Снова гуляешь по пескам и командуешь кучкой безграмотных рабочих? — продолжил он унизительные нападки.
Годы не изменили человека, и это огорчило.
— Больше нет, — без лишних слов я вытащил из внутреннего кармана пальто удостоверение, которое всегда было со мной, даже в нерабочее время. Протянул оппоненту документ.
— Глава Службы древностей Египта профессор… — его голос становился с каждым словом глуше. Доктор презрительно фыркнул, скривил губы в отвращении, задрожавшими руками бросил на стол корочку и выбежал из кафе, громко хлопнув дверью.
— Месть — это блюдо, которое подают холодным… — улыбнулся я, возвращая удостоверение на место. — Кажется, так говорят?
— Есть за что мстить? — поинтересовалась Эмилия.
— Не за что, но на место надо поставить за оскорбления прошлые и настоящие.
Улыбнувшись только уголками губ, жена покачала головой. Я сел рядом с супругой, коснулся пальцами ее рук. Невольно обратил внимание, как поблескивают обручальные кольца в свете ламп. Никаких пустых скандалов или драк за свою правоту я уже не мог позволить. Юность ушла, а с ней и безрассудность с мальчишеским максимализмом. Тем более, что моя должность обязывала к дипломатическому подходу и тактичности.
Официантка вернулась с нашим заказом и снова ушла.
— Я ожидала бурной дискуссии, — помолчав, сказала Эмилия, отрезая кусочек пирога.
— В девятнадцать так и случилось. Чуть с ним не подрался. За такое меня сослали в «пустыню Саккару» без права возвращения в музей. Тогда мне терять было нечего, а сейчас есть что. И титул фараона обязывает поступать ответственно.
— Мудрость приходит с сединой в волосах. Уже не помню, чьи стихи.
— Но сказано верно.
Мы просидели в кафе еще с полчаса, любуясь видом улицы и вспоминая вкус традиционной английской кухни.