Туристы рассмеялись, я неловко улыбнулся, понимая, что сленговый английский всегда был, есть и будет моим самым слабым местом в этом языке.
В этот раз мне достались довольно любознательные экскурсанты, так что пришлось пустить в ход все свои знания, касающиеся истории Рима и Греции. Больше всего доставалось от парня в очках, засыпавшего самыми каверзными вопросами, однако, не выходившими за рамки рассказываемого материала. В Каирском или Британском музеях я знал все экспонаты на маршруте вплоть до бусин, но здесь периодически начинал плавать и заваливаться на подаче информации. Не спасали ни отвлекающее цитирование древних знаменитостей, ни переход к другим выставленным предметам. Но для первого раза такое было простительно даже для главы Службы древностей.
Шел третий час моего хождения по музею в качестве экскурсовода. Бегать от витрины к витрине я не умел, да и публика оказалась благодарной, поэтому задерживался дольше обычного у интересных артефактов и отвечал на вопросы. Наша группа стала нарушать привычное движение туристов по залам, и мне приходилось уводить своих подопечных, благо их было не более двух десятков, из центра помещений на периферию, где мы спокойно продолжали увлекательную беседу.
— А это горы? — молодой человек снова задал нокаутирующий вопрос, показывая пальцем на древнеегипетскую вазу времен Нагады I.
Тут я замялся: говорить классическую точку зрения у меня язык не поворачивался, альтернативную — не то место и не та аудитория.
— Вы не знаете или боитесь озвучить свое мнение как ученого? — продолжил он атаку, провоцируя меня на ответный ход.
— Это пирамиды, отражающиеся в водах Нила, — спокойно ответил, любуясь ромбами, украшенными пересекающимися линиями. — Гор в северной части Египта не было. Это пять пирамид: три на плато и две неподалеку от него.
— С Джедефры там четыре!
— Их пять! Вероятно, пятая разобрана до основания, занесена песком и находится южнее трех. От Джедефры ведь тоже осталось метров десять. Завьет-эль-Эриан не подойдет — далеко.
— А раскопки?
— В будущем. Сначала георадаром по плато и окрестностям. Найду финансы и подрядчика — начнем работы.
— А если там ничего? Пусто?
— Что-нибудь там точно будет… Я знаю.
— Молодые люди, — встрял в наше обсуждение гид, — может, закончим экскурсию? Мы в кафе посидим, а вы поспорите дальше.
— Простите, — принес свои извинения и продолжил работать. — Пройдемте в последний зал, где сейчас проходит выставка Амарнской коллекции Берлинского музея.
Обойдя все по периметру, группа окружила витрину со знаменитым бюстом. Женщины вздыхали, восхищаясь красотой египетской царицы и совершенной работой скульптора. Я молчал. К нам подошли заждавшиеся Эмилия и Алессандро.
— Она, по истине, восхитительна?! Не представляю, как можно было создать такой шедевр в те времена! — произнес директор музея. — Правда, Сахемхет?
Я, по-прежнему, молчал.
— Господин египетский экскурсовод, — подал голос мой оппонент, — расскажите о ней. О царице.
— Сахемхет, пожалуйста… — уже Эмилия обратилась ко мне. — Выскажи свое мнение. Ты же эксперт по Древнему Египту!
— Свое? Именно свое, а не то, что говорят историки и археологи? — нарушив молчание, обратился к окружавшим меня людям. — Боюсь, оно не такое, как у них.
— Это же круто — услышать о шедевре от такой шишки! — воскликнул парень в очках. — Только докажите все, что скажете!
Улыбнулся ему, подошел вплотную к витрине, осмотрел бюст со всех сторон.
— Это безграмотная подделка начала двадцатого века, — спокойно вынес вердикт.
Я долго не понимал, почему министры культуры и мои предшественники на посту главы Службы древностей не вернули ценнейший экспонат на родину, хотя и делали такие попытки, но детальное изучение фотографий и рентгеновских снимков расставило все точки над «i». Теперь же, после такого заявления, на меня смотрели удивленные глаза экскурсантов, Алессандро и Эмилии.
— Как подделка? — испуганно прошептала супруга.
— Просто… Могу это доказать с точки зрения древнего египтянина и куль...
— Да! — перебил меня молодой англичанин.
В ответ я приложил палец к губам, призывая к тишине.