— Сехмехт Нефритаакара Хор Ихит? — я, едва не сломав язык, по слогам прочитал вслух.
— Сахемхет Неферефкара Хор Ахет, — тихо, почти шепотом, поправил он.
— Птаххетеп?
Но ответа не последовало: мальчик свернулся калачиком и заплакал. С его губ постоянно слетало это имя. Это были слезы тоски, слезы утраты…
Стефания бросила недобрый взгляд в мою сторону, и я ушел, чтобы не травмировать его еще больше. Через несколько дней она сообщила по телефону, что врачи после тщательного обследования выписали нашего «принца», все документы оформлены, и он будет жить в ее квартире недалеко от каирского музея.
Захия разрешил Аджари взять отпуск без оплаты еще на два месяца. Все время она посвящала Сахемхету, пыталась научиться его языку и знакомила древнего египтянина с нашим миром. Но мальчик отказывался выходить на улицу, молчал и отрешенно что-то рисовал в альбоме. Стефи аккуратно делала копии с рисунков, когда он спал, и передавала мне с посыльным или работниками запасников, иногда заглядывавшими к ней. Я пробовал перевести, но понимал, что вся египтология базировалась на письменности Позднего и Нового царств, которая в большинстве своем не имела ничего общего, кроме самих знаков, с языком Древнего царства. На одном из листов заметил несколько символов, почти таких же, что начертаны на стене в гробнице. Но таких иероглифов среди текстов ни раньше, ни позже больше не встречалось. Шифр или диалект? Пока было непонятно.
Эти знаки все чаще появлялись на бумаге, причем вперемешку с известными начертаниями, словно заменяя слова. И вот, не выдержав, я решил приехать к Стефании. Для Сахемхета купил на базаре стопку папирусных листов, хорошие кисти, краски, а также спелые персики и инжир, которые, как считалось, тоже росли в долине Нила несколько тысяч лет назад в более дикой форме.
— Здравствуй, Джон! — улыбающаяся Аджари стояла на пороге.
— Как я по тебе соскучился, Стефи! — крепко обнял ее. — Как мальчик?
— Тоскует. Молчит. Все время шепчет и пишет это имя… Птаххетеп. Кем он был для него? И связан ли жрец в шахте с ним?
— Это со временем выясним.
— Что-то случилось музее?
— Нет, там тихо, как в склепе. Я приехал по другому поводу — иероглифы Сахемхета. Понимаешь, в его надписях есть такие символы, какие видел только на стене в его гробнице. Хочу поговорить с ним.
— Идем, но, боюсь, ты и слова не вытянешь из него.
Сахемхет сидел на кровати, скрестив ноги, как писцы Древнего царства, и аккуратно выводил знак за знаком. Я присел рядом, протянул подарки. Он взял листы папируса, прижал их к груди, улыбнулся и макнул кисть в тушь. На желтоватой поверхности он вырисовывал столбец за столбцом. Достав из кармана блокнот, я взял другую кисть и нарисовал на листе незнакомый символ. «Принц» пристально посмотрел мне в глаза, нахмурился. Потом я добавил рядом еще несколько таких же и пару обычных, известных нам как «ра» и «ка», показал пальцем на первый незнакомый иероглиф и на последний. Сахемхет закачал головой и рассмеялся. Он еще раз написал символ, а рядом изобразил белую царскую корону.
— Хеджет? — я ткнул пальцем в головной убор.
— Хетиэджех, — услышал в ответ.
Указал на первый символ:
— Хетиэджех?
Египтянин пожал плечами. Тот же ответ был, когда я попытался произнести «другие» знаки, но он сопоставил их с употребляемыми иероглифами. Получалось, что мальчик понимал их значение, но не знал фонетики. Я подошел к книжным полкам, взял путеводитель по достопримечательностям Египта, снова сел рядом. Полистав, открыл страницу с фресками, где были люди и боги, показал на знаки и людей. Сахемхет покачал головой и коснулся пальцем бога Солнца. В гробнице на стене бог Ра вручал человеческому царю Осирису свиток и диск… И тут меня осенило: это же носители информации! В пирамиде Джосера тогда нашли тонкие каменные диски, которые невозможно было сделать вручную. Если люди все записывали на бумаге, то боги хранили информацию на специально обработанном камне. Значит, кто-то смог понять божественное письмо, кто-то нашел способ считать с этих дисков тексты…