Дополнение к Главе 29
(Примечание. Отец не любил делиться личными проблемами на страницах дневника, как и дерзкими гипотезами. В предыдущей главе он специально опустил важные события, повлиявшие на логичность повествования. Винить за такое не могу, ибо это его записи и его видение произошедшего. Поэтому я решил воспользоваться дневником матери, чтобы восполнить существенные пробелы. Постарался сохранить исходный текст, но и здесь без обрезки и редакции не обошлось, ведь леди Эмилия писала его для только себя.)
Не считала себя религиозным человеком, но все произошедшее со мной после чтения лекций в колледже на юге Великобритании, не иначе, как провидением свыше, я бы не назвала. Думала, что после развода с Ричардом никогда не уживусь с мужчиной под одной крышей. И уж совсем не ожидала от себя, что с первого взгляда влюблюсь в «студента», пошатнувшего мои непоколебимые столпы научного мировоззрения. До него подобное не удавалось даже именитым ученым. Еще больше удивило, что этот, на вид двадцатилетний, наглец оказался профессором Британской академии наук, и, к тому же, старше меня. Необычный, непостижимый и загадочный, как палеолитическая стоянка древнего человека в центре пустыни Гоби. Одновременно и отталкивающий, и притягивающий своей неординарностью.
Я плохо знала характер, предпочтения и привычки Сахемхета и была виновата в этом лишь сама: добавила неприкосновенности, таинственности и правильности в досвадебные отношения, потом из-за моей паники и перестраховки он уснул, хорошо, что не на полвека, как пророчил доктор Икрам. Муж не только проспал почти все время нашего брака — мы прожили рядом друг с другом всего несколько недель — долгий сон сказался и на его внешности. Сейчас он выглядел восемнадцатилетним мальчишкой с немного отрешенным взглядом темно-янтарных глаз и впалыми щеками, покрытыми мягкой юношеской порослью. С ней Сахем неплохо справлялся бритвенным станком, оставляя аккуратные, еще редкие, усики по моде конца Древнего царства. А ведь по паспорту ему должно было исполниться… пятьдесят.
Во время второго близкого знакомства в кабинете Сахемхета я сделала его антропологический анализ. Впервые в жизни я оказалась в научном тупике. Ни араб, ни северный африканец — он был южным европейцем с загорелой кожей, светло-карими глазами и темными волнистыми нежесткими волосами. Себя же он охарактеризовал как «древнего египтянина из дельты Нила». На научном языке одновременно и точно, и размыто-обобщенно. С чем я полностью в его случае согласилась.
Сахемхет отличался особой учтивостью и вниманием, что не знающие нас люди принимали супруга за моего сына. По началу мы пытались объяснить ситуацию, потом бросили такое неблагодарное дело — не хотелось слушать беспочвенные укоры и сплетни о замужней женщине средних лет и молодом любовнике. Умных было предостаточно, чтобы испортить нашу хорошую прогулку или тихий ужин в кафе.
Предыдущий министр Культуры Карим Араф так и не подписал заявление Аджари об увольнении, и все двенадцать лет отсутствия мужа на должности главы Службы древностей огромной страной, негласно именуемой «современным Древним Египтом», пришлось управлять мне. Поначалу я просто приходила в кабинет и бесцельно смотрела на стену, не зная, с чего начать. Меня поддержали сотрудники, объяснили тонкости и сложности управленческой работы. Но, все равно, было тяжело, если учесть, что предрассудки по поводу нахождения женщин на руководящих должностях прекрасно чувствовали себя даже в Каире. Меня слышали лишь тогда, когда я говорила от имени супруга как временный заместитель. Но чаще всего мои идеи представлял новому министру помощник «фараона» Дауд аль Хаф, принятый на работу еще предшествующим главой Службы древностей, и которого я ласково называла «сельским старостой» из-за необыкновенного сходства со статуей Каапера.
Стоило Сахемхету проснуться, как он сразу же вернулся к исполнению своих обязанностей, однако, нагрузка на меня не стала меньше: с таким юнцом на «троне великих царей» ни иностранцы, ни местные чиновники не хотели вести серьезные дела. Нам с аль Хафом приходилось брать их на себя, что подрывало самоуверенность Сахема. И Аджари в очередной раз срывался, доказывая, что внешность обманчива.