Для себя уже решил, что в отпуске посижу с «принцем» и составлю фонетический словарь языка Древнего царства. Мы прошли в зал, где готовилась экспозиция времен Джосера и Хуфу.
— Эй, Джон, куда его?
Я обернулся. Добровольцы-помощники из лаборатории ввезли саркофаг найденного нами жреца.
— Увезите его, — крикнул я, — быстрее!
Но было уже поздно: Сахемхет направился в их сторону. Он быстро заводил пальцами по надписям на боках и вдруг замер. Любопытство на его лице сменилось ужасом. «Маленький принц» закричал что-то надрывным голосом и, причитая, упал на колени. Вцепившись в каталку, мальчик громко зарыдал, произнося до боли знакомое мне имя «Птаххетеп». Казалось, что он просил у него прощение, или у меня складывалось такое впечатление…
— Эн! Эн! — он поднялся и попытался скинуть крышку.
— Спустите гроб и откройте, — попросил я испуганных работников лаборатории.
Подчинившись, они сняли крышку, положили ее на пустую каталку. Мальчик побледнел, увидев содержимое гроба, одними губами прошептал имя жреца и без чувств упал на пол. Я поднял его на руки и отнес в свой рабочий кабинет в запаснике, уложил на кушетку, сел рядом.
Перед глазами возникали новые фрагменты этого страшного преступления: жрец, скорее всего, хотел спасти маленького египтянина, возможно, царских кровей, усыпив его и похоронив в своей гробнице. Через несколько лет про Сахемхета все бы забыли, и тот старик благополучно разбудил его и увез подальше от врагов. Но беднягу заживо погребла личная стража фараона в шахте склепа. Телохранители царя не стали бы марать руки о сына мелкого князька или простолюдина, тем более, о жреца. Все было намного серьезней. Значит, царь связан с мальчиком и был в курсе происходившего или даже сам отдал приказ убить. Взрослый мужчина, отец, вряд ли бы убил ребенка, хотя подобное часто происходило во времена Древнего царства. Но меня больше устраивала версия, что один из старших братьев, взошедший на трон, решил избавиться от конкурента или будущего оппозиционера в жречестве. Оставалась мелочь — узнать известное историкам имя одного из близких или хотя бы дальних родственников Сахемхета.
— Джон…
По лицу Стефании было видно, что ее ввели в курс произошедшего. Растрепанная, со слезами на глазах, она находилась в замешательстве и тяжело дышала после быстрого бега.
— Стефи… Я не хотел… — попытался оправдаться, хотя, был виноват в произошедшем лишь я. — Прости меня…
— Я знала, что это случится… Пусть такая правда, чем лгала бы ему. Он узнал бы, рано или поздно. Хорошо, что ты находился рядом с ним.
— Сейчас вызову такси и отвезу тебя домой, — подошел к письменному столу, где стоял телефон.
— Джон… — тихо позвала меня Аджари. — Если будет возможность, найди новое жилье… Рядом с нами. Он считает тебя свои другом… Лучшим другом.
Я кивнул в знак согласия, тем самым вызвав улыбку на ее лице. Поднял на руки мальчика, отнес к рабочему выходу из музея, куда должна была подъехать машина.
Добравшись до ее квартиры и уложив Сахемхета в постель, попрощался со Стефанией. Посчитав, что момент не совсем удачный, я решил приехать через пару дней и предложить Стефи стать моей женой, тем более что ее «сын» нуждался во внимании пусть и приемного, но отца. Только потом я понял, каким оказался идиотом, что отложил это «до удобного случая», ибо это был последний раз, когда видел любимого «саккарского профессора» так близко.
На следующий день со мной связалась мать, попросив вернуться в Лондон. Отец был серьезно болен. Взяв отпуск, первым же рейсом я вылетел в Великобританию, чтобы побыть с родителями. После смерти отца мать не захотела расставаться со мной ни на минуту, как и покидать квартиру в столице. Остаться хотя бы на час в одиночестве было для нее невыносимо. Решил пожить с ней и постепенно уговорить переехать в Египет. С трудом перевелся в британский музей при условии работать на дому: составлял экскурсии, лекции, научные описания экспонатов, выставочные каталоги, дополнительно подрабатывал репетиторством и прочими мелочами… Доходов хватало и на дорогостоящие лекарства для мамы, и на материальную помощь Стефании. Она не хотела принимать деньги, но я уговорил, ссылаясь на то, что Сахемхета мы нашли вдвоем, и пусть только финансово, но тоже хотел помочь мальчику: хорошие книги и одежда всегда стоили недешево. Свое признание в любви отложил в «долгий ящик» — до возвращения в Египет. Я рассчитывал задержаться в Лондоне максимум на год, но остался на десятилетие.