Последний ее звонок был из деревушки в ста километрах к юго-западу от Луксора. С таким воодушевлением Стефи рассказывала о своих планах, хотя половину так и не смог понять из-за треска. Как потом оказалось, это была наша последняя беседа по телефону… Больше она не вышла на связь.
Я ждал почти два месяца… Никто не звонил. Прекрасно понимал, что на раскопках в такой глуши, им, может быть, сейчас не до общения с внешним миром, однако волнение взяло верх. Связался с каирским музеем и получил ответ, что экспедиция пропала без вести, а несколько недель назад из запасника выкрали гроб Птаххетепа с его останками. Попытался соединить два этих события, но слишком много возникало версий и сомнений в них.
Как же корил себя, что был не только таким хорошим сыном, а еще и стеснительным дураком. Я рвался в Египет, но не мог оставить свою восьмидесятилетнюю мать одну в Англии, бросить на попечение сиделок и врачей или отправить в пансионат. Она не пережила бы такого предательства от меня, и я не простил бы себе такого низкого поступка.
Прошло несколько дней, полных отчаяния и нечеловеческого желания находиться и в Каире, и в Лондоне одновременно. Все это время старался не показывать родному человеку своего волнения. Мои проблемы решить ей было не под силу.
Рано утром я заглянул в комнату матери справиться о самочувствии и предложить погулять в парке, но нашел ее мертвой в своей постели. Было ли это совпадением, не знаю, только после ухода врачей наткнулся под подушкой на почти пустой флакон от лекарства, которое недавно заказывал в аптеке. В морге вскрытие делать не стали, просто поставили диагноз по болезни — так часто делали для тяжело больных «домашних» стариков. Похоронив мать рядом с отцом, я, разрываемый на части личным горем и беспокойством за Стефанию и Сахемхета, на следующий день вылетел в Каир.
Удачно сняв комнату рядом с домом Аджари, без проблем вернулся к прежней работе в запасниках музея, куда приняли обратно с огромным удовольствием. Ошибки не было: гроб со жрецом, действительно, исчез. Я встретился с Захией, чтобы прояснить судьбу двух очень дорогих мне людей. Но ответ был неутешительным: их искали добровольцы, военные, даже местные жители… Но оба Аджари и нанятые ими местные рабочие как сквозь землю провалились. На возвращение кого-нибудь из археологов я уже перестал надеяться: столько недель не было известий, волонтеры не нашли ни их останков, ни следов от лагеря, ни места раскопок.
Я не знал, какую ветвь христианства исповедовала Стефания, поэтому обошел все церкви Каира, ставил свечи и молился в каждой за нее, как живую, хотя, понимал, что обманываю самого себя. Молился и за Сахемхета… Бог-то ведь один, только имена у него разные и по-разному к нему взывают. Боже! Дай мне силы принять любую правду! Верни их мне, ибо они и есть моя жизнь!
Глава 4
Точкой отсчета для меня стал последний звонок Аджари. С этого времени прошло уже одиннадцать недель. С каждым днем надежда дождаться пропавших угасала все сильнее. И чем больше мирился с тем, что уже никогда не увижу ни Стефанию, ни Сахемхета, тем отчаяннее становились после очередной бессонной ночи мои молитвы в лучах солнца, освещавшего бездушные пирамиды.
В тот вечер я задержался в музее: закрывшись в своем кабинете на цокольном этаже, увлекся изучением одного подозрительного папируса, который очень напоминал добротную подделку, и совершенно забыл о конце рабочего дня. Не удосужившись предупредить, один из новых охранников, по незнанию, запер меня в запаснике. Кушетка и диван были в моем распоряжении; графин с водой вкупе с несколькими пачками галет также, как и чайник, всегда обитали на незаметном угловом столе. Поэтому решил никого не беспокоить телефонными звонками, а просто лечь спать. Настольную лампу гасить не стал — все равно было страшновато ночевать одному в огромном здании и, к тому же, в компании мумий. Устроился поудобнее на диване, закрыл глаза и уже успел немного подремать, как с протяжным скрипом распахнулась настежь дверь. От неожиданности я инстинктивно закутался в плед. К косяку прислонился человек, достаточно высокого роста, мужчина, судя по силуэту.