Сахемхет спал, изредка вздрагивая и что-то бормоча, а я обдумывал, как буду уговаривать его покинуть родину и жить в Лондоне.
Прошло еще несколько часов. Затекли ноги, захотелось поесть. Стараясь не разбудить юношу, подложил под его голову подушку, а сам осторожно встал. К счастью, моя парализация была временной, и я передвигался так же свободно, как и раньше. Заварил кофе, сел за рабочий стол, открыл пачку галет. Слишком много мыслей снова закрутилось в голове: бесконечное число вопросов и ни одного здравомыслящего ответа на них. Одно радовало, что Хавасс не превратил случившееся в событие мирового масштаба.
Часы показывали около восьми вечера. Чтобы нас никто не потревожил, запер кабинет изнутри. Было слышно, как уходят работники музея из запасников, как смотрители делают последний обход перед тем, как закрыть на ночь служебные помещения. Мы снова остались одни в опустевшем здании. Египтянин заворочался, открыл глаза.
— У тебя же есть ключи от музея… — я констатировал факт вместо того, чтобы задать вопрос. — Пойдем домой?
— Еще никто не пришел? — сладко зевнул он.
— Наоборот, все ушли. Ты проспал почти сутки.
— Прости, Джон… Я так устал, что спал бы и спал.
Помог ему подняться. Пришлось немало приложить усилий, чтобы вывести еле державшегося на ногах юношу на улицу и запереть за собой все двери. И откуда сутки назад у него нашлись силы двигать неподъемные гробы?
Под покровом темноты мы добрались до квартиры Стефании.
— Я искупаюсь, если ты не против, — устало произнес Сахемхет, переступая порог.
— Конечно, а я позабочусь об ужине.
Взяв ключи, отправился на поиски круглосуточного магазина.
Вернувшись с большим пакетом, я застал юношу дремлющим в кресле. Темные влажные волосы небрежно лежали на плечах поверх длинной льняной рубахи, расшитой древним орнаментом. Стараясь вести себя как можно тише, приготовил поздний ужин, накрыл на журнальном столике и только тогда разбудил его.
— Джон, спасибо… Но я не хочу…
— Ешь! — приказал я. — Иначе силой буду кормить!
— Совсем, как Стефания, — вздохнул он, взяв в руки тарелку с супом. — Ты сможешь сохранить все, что я расскажу?
— Да.
— Мама планировала зафиксировать и донести до людей мои знания после этой экспедиции, но судьба решила все иначе. Джон, запиши каждое слово! Начнем сейчас — у нас может оказаться так мало времени, что, боюсь, не успею все рассказать тебе… Я не знаю, что будет завтра. Там, на полке лежит большая самодельная книга для рукописей. Стефания сама переплела и украсила ее.
Допив чай и дождавшись, когда Сахемхет поест, я взял ручку, бумагу, сел рядом и приготовился писать.
— Пожалуйста, не перебивай меня… — попросил юноша. — Все вопросы потом.
— Хорошо. Я готов.
Он закрыл глаза, помолчал, собираясь с мыслями, и медленно начал свой рассказ, чтобы я успевал записывать:
«Все, что ваши историки говорят о Древнем царстве, в большинстве своем является заблуждением. Эпоха пирамид, эпоха обожествленных великих царей-строителей, эксплуатировавших ради бессмертия и славы тысячи простых людей… Да, великих царей, но воителей. Если бы мой дед, прадед, прапрадед стоили пирамиды на плато, я бы видел эти сооружения во всем великолепии, а не в таком же плачевном состоянии, как сейчас. Хуфу искал потайные комнаты, пытался реставрировать эти рукотворные горы блоками, валявшимися у подножья, как делаете вы, даже покрасил самую большую в темно-красный цвет, ибо покрыть облицовкой заново оказалось невыполнимой задачей. Он был так восхищен ими, что восстановил и переделал под склепы для себя и семьи три полуразрушенные скромные пирамидки у основания большой. Великая честь для смертного человека, пусть и царя. Хафра продолжил дело отца и потратил немало времени и средств на ремонт средней пирамиды, как памятника богам. Отдал ли он приказ похоронить себя там или рядом в мастабе — не знаю. Веком раньше, Джесеру хотел возвести такое же величественное сооружение, как на плато, даже выбрал место с уже готовой древней шахтой и остатками стены по периметру, но деревянные леса не выдерживали людей и камни без дополнительной опоры. Оттуда и такая странная форма. Я читал об этом в храмовой библиотеке. Проще говоря, он ввел моду на ступенчатые гробницы из мелкого известняка на глиняном растворе, которые строили цари Древнего царства. Знатные или богатые предпочитали менее затратные семейные усыпальницы — мастабы.