Итак, твой первый вопрос будет о том, кто же я такой. Мое имя ты знаешь: Сахемхет Неферефкара Хор Ахет. Мой отец — Владыка Обеих Земель Менмаатра Ка Оф Шепсис, известный вам как фараон Шепсескаф. Мой дед — Менкаура, которого вы считаете строителем третьей пирамиды. Я сын царя от его второй жены. Брат по отцу от первой жены был старше почти на четырнадцать лет. Знаю, что у меня были еще и младшие сестры. Старший брат считал, что если я маленьким отнимаю все внимание отца, то в будущем отниму у него и законный трон. Несколько раз мне чудом удалось избежать смерти. Отец посчитал это гневом богов, а не завистью другого человека. В три года он отправил меня в храм Тота к Птаххетепу — ученому, мудрецу и хранителю главной библиотеки страны.
Птаххетеп не относился к жрецам, хотя носил такую же одежду, украшения и брил голову. Он просто был ученым человеком. Я запомнил его строгим, требовательным, несгибаемым и, одновременно, добрым, спокойным и справедливым. Выглядел лет на пятьдесят-семьдесят, хотя точного возраста не знал никто. Да и мне сложно говорить, так как я был еще ребенком, а люди редко доживали до старости, чтобы мог сравнить. Глубокие морщины покрывали причудливым узором его худое лицо. Он и так был невысокого роста, а сутулая осанка и привычка ходить с тростью делали его еще ниже.
Меня окружили заботой и теплотой, как будущего верховного жреца, ибо по своему происхождению я должен быть или у светской, или у божественной власти. К первой меня никогда бы не подпустил брат. Оставалось второе.
С таким учителем рано научился читать и писать. А в семь лет впервые познакомился с трудами Птаххетепа. Я тайком брал их из случайно обнаруженного тайника в его комнате и внимательно изучал каждый столбец. В записях я увидел не мифических богов, а реальных, которые жили до нас за тысячи лет. Все мифы о них стали восприниматься по-другому. И вот наступил день, когда я потерял бдительность и попался Птаххетепу за чтением очередного запретного папируса. Думал, накажет, прогонит к отцу во дворец, а он улыбнулся и прошептал:
— Пусть это станет нашей тайной. Будешь моим учеником?
— Да, — ответил я. — Это правда, что написано?
— Идем, если не веришь.
Мы взяли еды, воды, плащи, чистые свитки папируса, мешочек медных колечек в качестве денег и направились в долгое путешествие на юг: плыли вместе с торговцами на лодке под парусом, шли пешком, порой ночевали под открытым небом, пока не оказались в странном месте.
— Что ты видишь? — спросил он, останавливаясь между разбросанных огромных глыб прямоугольной формы.
— Камни… И много…
— Вот и все так видят. Здесь была постройка. Может, дворец или храм.
Я подошел к камню странной формы, который был в несколько раз выше меня, изрезанный по верхнему краю, и провел рукой по ровному боку.
— Так не сделать ни твердым камнем, ни зубилом… — произнес я. — Даже если тереть песком… Никогда не видел такого ни во дворце, ни в храме, когда наблюдал за каменотесами во время ремонта. Слишком гладко, словно лезвие кхопеша.
— Правильно говоришь. Это было распилено.
— Как дерево?
— Почти. Только пила была огромной. Думаю, что еще и круглой, и быстро крутящейся, — учитель изобразил ее движениями рук. — Пойдем, кое-что покажу. Только никому не говори — будет плохо и тебе, и мне, а это место погибнет в огне человеческой жестокости.
Птаххетеп прошел между остатков колонн, разгреб ногами песок, стал снимать доски и пальмовые ветви, закрывавшие вход. Он достал из сумки масляные лампы, зажег их. Спустившись по самодельной лестнице вниз, мы оказались в зале, наполовину засыпанном песком. Ни надписей, ни рисунков, только идеально гладкие, блестевшие от огня стены, почти такие же, как в Осирийоне. Квадратные колонны и перекрытия, казалось, были сделаны из одного куска камня, ибо швы можно было заметить только внимательно приглядевшись. Учитель позвал жестом за собой. Дышать становилось все тяжелее, захотелось спать.
— Что со мной? — я опустился на песок, стараясь побороть желание заснуть здесь и сейчас.
— Это с непривычки, — приободрил он. — В первый раз я проспал тут недели две. А теперь — могу быть сколько захочу. Глотни-ка, — и протянул кувшинчик, — травяной отвар помогает проснуться.
После нескольких глотков почувствовал себя так бодро, что был готов идти хоть на край света.