Из-за меня погибла не только Стефания, из-за меня в муках умер Птаххетеп, и было бы неблагодарным оставлять его без достойного погребения. Я съездил на грузовике в Каир, среди ночи вскрыл запасник ключами Стефи, которые остались дома, и вывез гроб с телом учителя из музея. Как видишь, замок здесь выбивать не пришлось — мама держала запасной ключ в щели под порогом.
В хижине рядом с первым столом сделал второй. Джон! Как мне хотелось в тот момент умереть, чтобы никогда больше не расставаться с двумя самыми близкими людьми! Лечь между ними и навсегда закрыть глаза! Меня в этом мире удерживало лишь то, что должен достойно завершить похороны.
Я постарался как можно точнее соблюсти все ритуалы: вырезал из засохшей акации амулеты, сделал на бинтах магические надписи, украсил внутреннюю поверхность гробов иероглифами с заклинаниями мира мертвых, заделал дыры штукатуркой в погребальном ящике Птаххетепа и вписал все стертые его имена. Через десять недель после приезда в Вади-Натрун передо мной в своих гробах лежали мумии моей приемной мамы и учителя.
Закопать на заброшенном кладбище или бросить их в пещере не позволяла совесть, гробница Птаххетепа по-прежнему закрыта на замок. Оставался только один выход: тайком привезти их в музей и спрятать среди экспонатов запасника. Здесь им было бы хорошо — музей стал для них родным домом, и предложить им что-то лучшее взамен я бы не смог.
Честно, не ожидал увидеть тебя здесь, Джон. Но я так рад, что ты приехал. Знаешь, как страшно быть одному среди мертвых!..»
Сахемхет отвернулся, уткнулся лицом в спинку кресла. Он зарыдал, вздрагивая всем телом и заглушая руками всхлипы.
Глава 6
Я ушел на кухню, поставил греться чайник. Когда вернулся, увидел юношу, стоявшего посреди комнаты и прижимавшего к груди фотографию Стефи.
— Мы должны поехать к Захии, — настойчиво попросил Сахемхет. — Он откроет для меня гробницу Птаххетепа. На один день — но откроет!
— Боюсь, что вместо понимания, он натравит на тебя полицию. А это не лучший вариант в нынешней обстановке.
— Отнеси свои записи надежному человеку. Завтра утром. Если со мной или с нами что-то случится, пусть опубликует в газетах. Моя жизнь ничего не стоит, особенно сейчас, — с невыносимой грустью в голосе прошептал принц. — Если у Захии осталась честь, то он не тронет нас, если нет — никто и ничто уже не спасет... Ни в Каире, ни в Лондоне. Я знаю…
— Как скажешь.
Отчаяние и рассудительность — две абсолютно несовместимые вещи, особенно, если речь идет о человеке, потерявшем близких. Я решил всеми правдами и неправдами оттянуть визит к доктору Хавассу и наш отъезд из страны. Впереди были выходные, поэтому Сахемхет не должен остаться со своей болью один на один — разделю ее с ним, чтобы было легче, или отвлеку бытовыми мелочами. Такое помогало моей матери, когда у нее возникали проблемы.
Однако, все пошло не так, как я хотел. В субботу утром мои планы нарушил звонок доктора Винтера, куратора египетских залов лондонского музея, где я работал, пока в восемьдесят третьем не перебрался в Каир. Коллекционер древностей после смерти завещал собранное за многие годы выставить на всеобщее обозрение. Были необходимы и экспертная оценка новых экспонатов, и организация выставки, в чем имел колоссальный опыт благодаря неутомимому главе Службы древностей Египта. Я сразу же поставил Сахемхета перед фактом, что в понедельник мы оба должны улететь в Англию.
— Едем к Хавассу! — он произнес это с такой решительностью, что вступать с ним в полемику не было никакого смысла.
Только я успел затянуть на шее галстук и взять со стула пиджак, как предо мной во всем великолепии предстал египетский принц. Его волосы были распущены в знак траура, глаза подведены густой черной краской, белая набедренная повязка касалась пола и была закреплена на талии широким расшитым поясом, на обнаженных плечах сверкал разбитыми бусинами воротник из лазурита и бирюзы, довершали облик золотые серьги и два браслета из четырех.