Небо внезапно полыхнуло зелено-желтыми лентами. Я почувствовал, как Сахемхет задрожал, опустился на колени, что-то заговорил на своем давно исчезнувшем диалекте. В тот момент почувствовал себя полнейшим идиотом: при всей своей увлеченности высокотехнологичной наукой Древних молодой человек по-прежнему оставался древним египтянином, списывающим все необъяснимое на волю богов. В его глазах читался испуг: полосы северного сияния, наверное, напомнили ему змея Апопа, что мечтает поглотить Ра-солнце во время путешествия на ладье по двенадцати часам ночи. Мне нужно было предупредить его…
— Сахемхет! Сахемхет! — стал отвлекать его внимание на себя, поднял его с колен. — Это вспышка на Солнце, долетевшая до Земли. Частицы светятся в верхних слоях атмосферы. Это физика… Астрономия… Ты понимаешь? Природное! Не божественное!
— Да… Я знаю… Ты сам мне рассказывал на видео. Очень давно, — прошептал Аджари, не отрывая взгляда от неба, где сияние уже играло розовыми и голубыми оттенками. — Это слишком красиво! Как бы я хотел, чтобы и Птаххетеп это видел. И Стефания.
— Они видят. Твоими глазами.
— Души мертвых живут и радуются, когда о них помнят живые, — он посмотрел вниз и после недолгой паузы продолжил фразой, совершенно не в тему: — Снег тоже переливается разными цветами. Чудо! Настоящее чудо! Спасибо, Джон! Когда бы я увидел такое, заперевшись в музейных стенах?
— Кружечку горячего и пряного, как ты и хотел утром? — я достал из кармана термос.
— Не откажусь.
Сахемхет маленькими глотками пил горячий глинтвейн из крышки термоса, смотрел на угасающие всполохи северного сияния, на желтоватые контуры гор. Я подошел сзади, обнял его, подлил еще неостывшего напитка.
Мы еще долго стояли на площадке и любовались морозной ночью. Я не знаю, о чем думал молодой человек, но мои мысли сосредоточились на будущем: его учебе и карьере как ученого, расшифровке десятков папирусов, выдвижении гипотез и их доказательств, научном перевороте в истории Древнего Египта — планы на десятилетия. Все это будет по возвращении в Лондон, а сейчас… А сейчас мы просто наслаждались рождественскими каникулами и настоящей зимней погодой.
Глава 8
Записи Джонатана Брайтона, продолженные Сахемхетом Аджари
Меня всегда удивляла привычка англичан, да и, вообще, северных европейцев, вести дневники, записывать события, доверять свои чувства и мысли бумажным листам. И Джон не стал исключением. Все, что произошло с ним за последние четверть века, он старательно изложил в своеобразном дневнике, набивая текст на печатной машинке. Было так непривычно читать о Стефании, о себе. Если бы не трагедия во время поисков библиотеки Древних, не болезнь родственников Джона, моя судьба могла сложиться иначе: стал бы экскурсоводом или полевым археологом, жил в Египте, бродил среди саккарских усыпальниц, переводил надписи или рассказывал скучным туристам о жизни очередного владельца гробницы… Но своей успешной карьерой ученого я всецело обязан доктору Брайтону, до последних дней относившегося ко мне, как к сыну. В память о человеке, ставшего моей путеводной звездой, решил продолжать его записи. Я начал документировать научные исследования, свои гипотезы и умозаключения — одним словом, сохранять на бумаге все то, что связано с библиотекой Древних и ее поисками.
За эти годы мы с Джоном провели колоссальную работу по сохранению и классификации папирусов Птаххетепа. Для своего возраста они находились в прекрасном состоянии, но влажный лондонский воздух за несколько лет мог запустить необратимый процесс разрушения. От нас не скрылся и тот факт, что свитки не стали хрупкими от времени: в наглухо закрытом коробе в гробнице они были засыпаны тем же порошком, которым Птаххетеп отправил меня в сон на сорок с лишним веков.
В домашних условиях мы организовали лабораторию по консервации, выпросив на неделю необходимое оборудование и реактивы в музейном отделе сохранения древностей под предлогом важных опытов для написания монографии Брайтона. Джону пришлось обзавестись противохимическим защитным костюмом и каждые полчаса выпивать по маленькой чашке крепкого кофе, чтобы не спать, я же чувствовал себя прекрасно и даже наслаждался запахом свежести. Почему на доктора не подействовало вещество Древних, как лекарство от болезни сердца, хотя он не однократно контактировал с ним и даже два раза по неделе спал четверть века назад? Видимо, не хватило концентрации и длительности сна для появления лечебного эффекта. Я же обрел не только «железное» здоровье, но и «вечную» молодость…