После обработки каждый папирус мы вложили в длинный пакет, откачали воздух, запаяли, чтобы его можно было во время работы спокойно сворачивать и разворачивать. Я изучил столько древнеегипетских свитков, но эти всегда были самыми ценными и любимыми — начертанные твердой рукой учителя. И, хотя я перечитал все папирусы в храмовом тайнике, многие, что достал из ниши в склепе, видел в первый раз. Одни были короткие, содержали только текст, написанный древними иероглифами, некоторые же превышали пятиметровую длину за счет доклейки новых листов и были мелко исписаны вариантами перевода. Работать с такими большими документами в условиях маленькой комнаты было сложно, поэтому по совету Брайтона и с его помощью создал электронную библиотеку всех трудов Птаххетепа. Теперь я мог спокойно рассматривать тексты на экране ноутбука, не пользуясь лупой, что сразу же привело к интересной находке. Я заметил один и тот же небольшой повторяющийся знак, о котором учитель никогда не упоминал. Но на исследование его роли, значения, частоты использования не хватало времени: учился, работал, помогал Джону в его научных исследованиях, да и сам занимался написанием трудов для защиты ученой степени.
Рано или поздно я, все равно, остался бы в гордом одиночестве — терять близкого человека было не впервые, но боль утраты каждый день давала знать о себе. Теперь рядом с фотографией Стефании на столике у кровати стоял и снимок Джона. Слабый огонек погребальной лампы освещал их еще молодые, неподвластные времени лица.
Первое время по привычке обращался за советом к Брайтону, словно он находился в соседней комнате, ждал ответа, но потом понимал, что его уже нет рядом. В будни работа в музее хоть немного отвлекала, но в выходные… я начинал сходить с ума. Чтобы не ощущать страха и одиночества, коротал их, как и вечера, за чашкой кофе и ноутбуком, пересматривая папирусы снова и снова.
Решив использовать уже готовые трактовки символов, я попытался перевести текст с максимальным содержанием изученных знаков и получил… бессвязный набор слов. Пробовал так фрагмент за фрагментом, но результаты совсем не радовали. Или я где-то допускал ошибки, или… но в такое совершенно не хотелось верить. Промучившись так пару месяцев, бросил это занятие. Казалось, что я пытался собрать одну мозаику из тысяч фрагментов других, не представляя, что должно получиться в итоге. Нужно было отдохнуть, и уже со свежими мыслями возвращаться к переводу. Просто путешествовать по Европе не хотелось: приезжал во многие столицы по работе, видел там основные достопримечательности. Отдых на море или туристические поездки совершенно не интересовали, а наведаться в Каир, по которому безумно скучал все эти годы, даже под предлогом изучения артефактов — означало нарушить слово, данное Захии Хавассу. В моем мире такими вещами, как уважение, гордость и слово чести, было не принято разбрасываться. И, в результате, я согласился почитать лекции по истории Древнего Египта для первокурсников одного из гуманитарных колледжей на юге страны.
Все нелюбимое холодное английское лето провел за книгами, чтобы подготовить тексты для чтения и презентационный ряд, не отступая от традиционной истории. Я не представлял, как можно говорить о чем-либо голословно, не подтверждая наглядным материалом. Сказывались видео Джона и его рассказы. Опыт работы экскурсоводом тоже пригодился. В итоге получились очень занимательные иллюстрированные лекции на двадцать академических часов — своеобразная экскурсия по трем тысячелетиям существования «вселенной фараонов».
С началом учебного года поселился в преподавательском общежитии колледжа, что было намного дешевле, чем в гостинице. К своим занятиям я приступал с третьей недели, поэтому все свободное время проводил или на набережной, любуясь волнами, с брызгами разбивавшимися о пристань, или в городском парке, читая книгу на свежем воздухе. Давно не было такой умиротворяющей паузы в научной работе — маленький, но придающий силы отпуск.