— Благодарю за совет, доктор Хавасс, — и, еще раз поклонившись, покинул палату.
Перед глазами встал образ Эмилии, в которую я, как мальчишка, влюбился по самые уши. Если и прожить с кем-то всю оставшуюся жизнь, то только с ней. Надеюсь, что она оставит в моей двери еще одну долгожданную записку.
Глава 11
В коридоре меня ожидал шофер, которого сразу же попросил отвезти в гостиницу. Но вместо этого он высадил у до боли знакомого дома, где я прожил столько лет вместе со Стефанией, протянул мне ключ.
— Доктор Хавасс просил передать, что квартира, где жила госпожа Аджари в Вашем полном распоряжении, как и его машина вместе со мной.
— Благодарю, — склонил голову в знак уважения и попросил, — оставьте, пожалуйста, свой номер телефона, чтобы я смог связаться с Вами.
В маленькой квартире ничего не изменилось за последние полтора десятилетия, только вся мебель была заботливо укрыта чехлами. Сдернул ткань с журнального столика — за ним мы с Джоном ужинали тем вечером, и он записывал мой очень длинный монолог, сидя рядом на диванчике. На этих полках стояли так и непрочитанные книги из мировой классики, а ниже — зачитанные до дыр по истории Древнего Египта и археологии. Столько воспоминаний, разбередивших мою душу, столько нежности, тоски и боли сразу, что захотелось уйти и больше никогда не возвращаться. Но если сейчас хоть на шаг сверну с пути — навсегда потеряю возможность закончить работу учителя. Мне дали единственный шанс, и упустить его было бы самой большой ошибкой в жизни.
С каждым днем я все больше обживал свое жилье, стирая пыль, осевшую за многие годы, переставляя мебель и разбирая книги. Стало, как раньше, уютно, словно никогда и не уезжал отсюда. Ожидание решения ученого Совета Службы древностей Египта было утомительным, тем более что, кроме меня, на этот пост претендовали очень известные в стране историки и археологи.
Несмотря на ярые нападки в мой адрес недоброжелателей, коих в ученом мире оказалось немало, последнее слово все равно осталось за доктором Хавассом, и он приложил немалые усилия, находясь на больничной койке, чтобы именно я занял пост главы Службы древностей.
Первое, что мне захотелось сделать — это вернуть стране ее историческое достояние в виде папирусов Птаххетепа. Но торопиться не стал — отъезд из Каира в Лондон, пусть и на несколько дней, могли использовать против меня.
Официальная церемония вступления в новую должность прошла довольно скромно: многие так и не смирились с моим назначением и просто бойкотировали мероприятие. Что поделать… Учитель в таком случае говорил: «Всем угодным никогда не будешь, а вот себя легко потеряешь». Решив следовать его совету, оставил недовольных при своем мнении, а сам начал осваиваться на посту главы Службы древностей: со многими присутствовавшими познакомился поближе, завел рабочие контакты с директорами крупных музеев мира и ведущими историками. Огорчало только отсутствие Эмилии, по которой уже сильно скучал.
На следующий день я вошел в кабинет, который столько лет занимал Захия. Старый добротный стол, потертое кожаное кресло, шкафы до потолка с книгами и папками. Доктор был таким же аскетом, как моя приемная мать, как Джон и я. Ничего праздного, ничего отвлекающего от работы. Сел в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Никогда не мечтал о власти, не стремился к ней, но тут сама судьба вручила ее жезл. Я буду хорошим правителем Службы древностей, справедливым и сильным, буду оберегать свой уже мертвый мир от расхитителей, готовых на преступления ради наживы, и лжеученых, что по обломку статуи могут нафантазировать судьбу человека.
Посидев еще с полчаса, обозначил планы на ближайшие дни и, записав их в лежавший на столе старый ежедневник, покинул кабинет и, не спеша, направился домой. По пути заглянул в музей, познакомился с его директором, который занял этот пост уже после моего увольнения в восемнадцать лет. Он хотел провести персональную экскурсию, но я вежливо отказался — это был мой второй дом, где знал каждый угол и сам мог рассказать о любом экспонате. На выходе ради интереса спонтанно примкнул к группе английских туристов. Ничего не изменилось в рассказе экскурсовода с того времени, когда и я вот так же ходил по этим залам с иностранцами. Под спокойную речь рассматривал витрины и думал о планах по расширению музея и запасников, но стеллажи с экспонатами из коллекции Джесеру заставили отвлечься от прогрессивных мыслей. Вот же они — диски для той машины из библиотеки, странные детали, которые называют «ритуальной посудой», искусно выточенные кувшинчики и мисочки! Как я этого не замечал раньше? Значит, в библиотеку заглядывали задолго до учителя, но так и не поняли для чего такие странные вещи. Почему фараон так хорошо спрятал находки? Часто история Древнего мира строится на догадках и предположениях, почему и мне не выдвинуть свою? Джесеру мог стать первым хранителем наследия Древних, и часть папирусов из гробницы Птаххетепа была написана им и только потом переписана учителем с обветшавших от времени оригиналов. Фараон не успевал закончить исследование при жизни, поэтому спрятал от посторонних глаз самые ценные артефакты, а свитки стали частью царской библиотеки, которую потомки передали в храм Тота. Птаххетеп случайно наткнулся на записи и карту, продолжил изучение. Другого объяснения у меня не нашлось. В то время люди не приняли бы такого поворота истории, как, скорее всего, не примут и сейчас. Каменный век — это не примитивное общество, а время фантастических технологий и работы с камнем. В этом аспекте современный мир даже близко не подошел к Древним.