Решив не ждать конца недели, утром созвонился с заместителем и поставил в известность, что меня не будет в Службе древностей в связи с работой над научной статьей. Разбудил доктора, озвучил планы на день.
«Взрослеешь, мой мальчик, взрослеешь, — похвалил он, — пойдешь так дальше — скоро будешь командовать всей Службой древностей как Тутмос своей армией. А там, глядишь, современным Рамсесом Вторым станешь».
Смущенно улыбнулся в ответ — не очень хотелось быть похожим на хвастливого Рамсеса, который только на страницах учебников слыл Великим.
Обговорив за завтраком план наших опытов, вооружившись диктофоном, несколькими банками, рулеткой и набором луп, мы отправились на кирпичный завод. Я бы не сказал, что нас встретили с распростертыми объятьями, но и отказывать в помощи тоже не стали. Авторитет доктора Хавасса сделал свое дело. До самой темноты мы возились со свежеотштампованными кирпичами: выдавливали банками узоры разной глубины, сушили заготовки на солнце, надиктовывали результаты.
Уставшие и по уши в глине мы вернулись домой, благо ночью вся эта грязь была совершенно не заметна. После ужина, развалившись в креслах, стали подводить итоги наших трудоемких экспериментов.
— Итак, — начал Захия, — как ты оцениваешь результаты?
— Неплохо, — я задумался, — но есть проблемы…
— Какие?
— Мы выдавливали глубокий круг, и ровная до этого поверхность коробилась от избытка вещества. На обелисках должно быть тоже самое, но там идеальные грани. Мы выравнивали еще мягкую поверхность, но тогда повреждался оттиск.
— И что ты думаешь?
— Думаю, что они делали глубокие оттиски на мягком камне, а когда он застывал — снимали излишки пилами. Для стел это подходит, но сделать иероглифы с четырех сторон одинаковой глубины без деформации невозможно, если обелиск переворачивать в мягком состоянии.
— Соглашусь с тобой, — теперь задумался и доктор Хавасс. — А если у них были формы под обелиски с заменяемыми литерами, как в типографии?
— Как это? — все-таки я был далек от многих изобретений современного мира.
— Четыре опалубки с прикрепленными знаками прижимаются к обелиску с четырех сторон одновременно. Они равномерно стягиваются, символы вдавливаются. Так он транспортируется и застывает. Опалубка снимается, и вся поверхность выравнивается шлифовальной машиной или огромной дисковой пилой. Дело за малым — поставить его на место.
— Все гениальное — просто! Только как они размягчали гранит?
— А это уже не наши технологии. Я думал о таких вещах, но все время заходил в тупик.
— Подумаем вместе? — подзадорил ученого.
— Обязательно… когда дочитаешь полку с художественной литературой! — рассмеялся он в ответ.
К концу осени я прочитал все имевшиеся в квартире художественные книги, и мы снова вернулись к упорной работе с папирусами, однако с места не сдвинулись. И если мне было достаточно просто смириться с очередным поражением на лингвистическом фронте, то доктор Хавасс с его упрямством и перфекционизмом не хотел признавать себя побежденным. Но вскоре и он склонил колени перед непобедимым языком Древних. Измученный Захия предложил сделать перерыв на несколько месяцев и переключиться на другие исследования. Я согласился — лучшего отдыха для вымотанного бесконечной головоломкой мозга все равно найти бы не смог. И в первый же январский выходной ранним утром получил от доктора железнодорожный билет.
— Думаю, ты еще там не был, — Захия открыл шкаф и стал собирать вещи в дорожную сумку. — Хорошая прогулка сейчас не помешает нам обоим.
В ответ я одобрительно кивнул. Упаковав небольшой чемодан, после завтрака в компании доктора Хавасса отправился на вокзал, а оттуда поездом до Асуана. По дороге все гадал, что же он хочет показать. Но в ответ звучало лишь: «Потерпи, все сам увидишь». После обеда, оставив вещи в гостинице, мы приехали в это загадочное место.
— Догадался, где мы? — с огоньком в глазах спросил доктор.
— Старые гранитные каменоломни, — озвучил свое предположение. — Верно?
— Они самые, — подтвердил он мои слова.