Закончив решение вопросов о передаче египетских древностей из частных коллекций музею Мариэта, я всецело отдался исследованиям. Более совершенное оборудование показало значительные отклонения и в структуре, и в проводимости дисков по сравнению с подобными магматическими породами. Небольшое колебание в размерах частиц в составе гранита, наличие разноминерального слоения постоянной толщины по всему объему говорили о явно искусственном создании материала для носителей информации. Их высокая плотность, большое количество зерен кварца, имевших форму правильных многогранников, и мельчайшие, видимые только под микроскопом, вкрапления меди позволяли легко проводить ток, причем выявилась зависимость длительности электрического воздействия и массы диска: чем дольше оно было, тем тяжелее становился объект, плоть до сотой доли грамма через двенадцать часов. Еще раз просмотрев результаты, я пришел к выводу, что машина в библиотеке создавала трением диска о ее поверхность электрические разряды, которые собирали порошок в символы на всей плоскости доски. Но это было просто считывающее устройство, а, значит, для записи использовались другие механизмы, которые, теоретически, должны быть сложнее по своей структуре. Я уже не жалел ни о потраченных деньгах, ни о времени, проведенных в лабораториях. Маленькая победа на пути к изучению языка Древних вернула мне душевное спокойствие и силы жить дальше.
Из Лондона сразу же вернулся в дом Рашида на окраине Каира, и уже вечером за чашкой чая слушал его перевод одной из монографий. Материал оказался настолько уникальным и подходившим под мою работу, что я начал записывать важную информацию на лежавшей на столе газете и изучать представленные фотографии. Полигональные кладки в разных уголках Земли, явное использование размягченного камня, отсутствие надписей на строениях, машинные технологии при распиле твердых пород… Захия был прав, что Египет был не единственным местом, где жили Древние — островки их цивилизации находились по всему земному шару. Появились дополнительные планы на будущее: проводить отпуск в путешествиях по миру, а после изучения книг вернуться к написанию автобиографии и начать подготовку к археологическим раскопкам «храма» с библиотекой Древних.
Я совершенно потерял счет времени, проводя день в Службе древностей, а вечер за книгами в компании Фархази. Когда же вернулся домой за новой стопкой книг, обнаружил в двери запылившийся клочок бумаги со знакомой надписью «Я нашла Вас! Э. К.» и датой.
— Она была здесь десять недель назад, — взвыл от досады и со всей силы ударил кулаком по стене, — какой же я идиот и эгоист! Это парень должен бегать за своей девушкой, а не наоборот. Где еще она будет искать меня: в Лондоне, в Каире, по какому адресу?.. Сегодня же возвращаюсь домой!
Рашид сначала расстроился из-за моего внезапного переселения, но, узнав причину, сказал на прощание:
— Будь счастлив и не забывай родной язык! Сохрани его живым в своих потомках!
Я обнял старого экскурсовода и покинул уютный домик с видом на пирамиды, пообещав наведываться в гости по большим праздникам и не только.
Первым делом привел в порядок изрядно запылившееся за несколько месяцев холостяцкое жилище, устроил маленькую перестановку мебели. К внезапному визиту Эмилии я был готов. Только вот придет ли она сюда снова?
Потянулись тоскливые вечера ожидания, и, чтобы избежать срыва, достал с полки черновик автобиографии. Бережно отложил листы с исправлениями, сделанными рукой доктора Хавасса, и написал первые строки, которые, по моему мнению, должны были затянуть читателя в мир Древнего Египта: «Сядь рядом, мой друг. В тишине заходящего за пирамиды солнца под песню ветра в речном тростнике я расскажу тебе историю, которую хранили стены одной усыпальницы целых сорок веков. Это история о маленьком мальчике и старике-учителе, о сыне фараона и библиотекаре храма Тота, что находился к северу от столицы Мемфиса, об их дружбе, о братской зависти…» По щекам скользнули слезы. Я вспомнил себя, шедшего рядом с Птаххетепом по бесконечному храмовому двору и со всей силы вцепившегося в его руку. Было так страшно в новом доме, а в ушах звенели слова старшего брата, сказанные накануне вечером: «Ты видишь, как заходит солнце? Но ты можешь и не увидеть, как оно взойдет. В темноте по дворцу бродит Сет и забирает жизни маленьких мальчиков». Тогда я не спал всю ночь, сидел в углу комнаты, вслушивался в ночную тишину и вздрагивал от каждого, даже самого тихого, шороха. А утром за мной пришел Птаххетеп. Мама сняла изысканное украшение, накрывавшее ее плечи, и надела на меня. Отец подарил серьги и браслеты. Они обняли на прощание, и библиотекарь увел меня в храм. Навсегда… Попытался вспомнить лица родителей, но не смог. В памяти остались только яркая красно-белая корона отца и бирюзово-лазуритовый «драгоценный воротник» матери, на котором любил разглядывать крупные бусины из полудрагоценных камней. Я встал, открыл шкатулку со своими сокровищами, взял украшение в руки. Сомнений не было, что это было то самое парадное оплечье Госпожи Большого дома, которое я надевал только на главные храмовые праздники, а три «самых красивых камушка малыша Сахемхета» шестнадцать лет назад разбили пули, и они еле держались в своих оправах. Отец пытался сохранить мою жизнь в том мире, спрятав за стенами храма, а материнский подарок, хранивший тепло ее кожи, спас меня через сорок веков. Опустившись на колени, прижался губами разбитому лазуриту и, дав волю захлестнувшим чувствам, разрыдался.