— Такой изысканный воротник, — с грустью произнес Рашид, внимательно разглядывая украшения на мне, — и так расколот временем. Отнеси к музейным реставраторам, они починят… Никто не отличит от оригинала.
— Нет, — снял его и поднес ближе к старому другу, — это не время, а три пули, застрявшие между ограненных камней.
— Пули? — девушка побледнела, схватила деда за руку.
— Какие пули во времена Четвертой династии? — попытался успокоить ее Фархази.
— Они разбились семнадцать лет назад в тот день, когда погибла Стефания, — ком подступил к горлу, не давая нормально говорить.
— Как погибла? — старик задрожал, положил руку на оплечье. — Мы все считали, что она тяжело заболела, подцепила какой-то вирус на раскопках и умерла, а ты к Джону оттуда сразу уехал. Так Хавасс всем сказал. Когда и где ее похоронили — никто не знал…
— Ее мумия покоится в красивом антропоморфном гробу в бывшем кабинете Брайтона в запаснике музея рядом с найденным ею жрецом Птаххетепом. Поймите, я не мог бросить ее тело в той деревне в обычную могилу. Она моя вторая мать! Они обе в тот день мне жизнь спасли!
Нервы сдали, и я разрыдался, уткнувшись лицом в лазуритовый воротник. Дождавшись, когда успокоюсь и смогу объяснить произошедшее, Рашид тихо попросил:
— Расскажи, что случилось. Не держи в себе.
— Это Хавасс приказал наемникам убить Стефанию, чтобы освободить меня из клетки ее слепой материнской любви. Только ее. Захия сознался в этом, просил прощение… Тогда, в больнице… Он видел во мне своего преемника, а не заурядного полевого археолога. Убийцы не нашли нас в лагере и прошли по следам до селения, куда ее, меня и рабочих достаточно вежливо пригласили. Наемники не знали, как выглядит их жертва, только то, что она — женщина. В лагере была лишь одна, а в деревушке — много, поэтому они расстреляли всех жителей, чтобы выполнить заказ, и заодно убрать свидетелей. Помню только силуэты в черном, крик Стефании, как она повалила меня на землю, боль в голове…
Замолчал, пытаясь взять под контроль эмоции. Несколько раз глубоко вздохнул и продолжил:
— Три пули прошли грудь Стефи насквозь и застряли в этом оплечье, которое носила моя родная мать и подарила его, когда Птаххетеп забрал меня, трехлетнего, к себе в храм. Она сняла лазуритовый воротник со своих плеч и надела на меня, поцеловала в щеки на прощание. Больше я не встречался с ней. Даже имени не помню… А эти серьги подарил отец. Знаю, что плохой сын, раз забыл женщину, что дала мне жизнь.
— Столько веков прошло, — произнесла девушка, расплакавшаяся от моего рассказа, — Вы не должны…
— Все годы, что жил в Англии и готовил работы для защиты ученых степеней, искал упоминания о ней и своих сестрах в текстах папирусов, стел, на стенах гробниц и храмов. Джон думал, что меня интересовали иероглифы Древних, а я, молча, тосковал по родной семье. Так ничего и не нашел. И, все равно, я верю, что настанет день, и мне попадутся несколько слов об их судьбе и имена.
— Да, Сахемхет, да! — приободрил экскурсовод. — Тайное когда-нибудь, все равно, станет явным… Только, давай, сейчас подумаем о свадьбе. Не хочу видеть тебя в черном или сером. Такой знаменательный день бывает только один раз в жизни!
— Дедушка, — смущенно улыбнулась внучка Рашида, — знаю, ты будешь против, но разреши показать господину Сахемхету лучшие свадебные салоны в городе. Может, что-нибудь понравится ему?
— Конечно, я против! — рассмеялся старик. — Вдруг он снова передумает жениться на своей невесте, а я виноват буду!
— Уже не передумаю, — успокоил его, понимая, что это была шутка. — Чувствуйте себя здесь, как дома. После обеда вернемся.
— Идите, — произнес Фархази и одобрительно кивнул.
В компании симпатичной девушки я пустился в нелегкий путь по магазинам. На европейский манер продавцы предлагали черные, серые, синие добротные смокинги и даже фраки, но мне хотелось светлого, если не белого. Устав от многочисленных примерок, я взмолился:
— Больше не могу. Хочу домой…
— Остался последний магазинчик. Потерпите немного, — попросила она и, помолчав, добавила: — а если и там ничего не подойдет?
— Значит, оденусь как полагается полевому археологу. Я же глава Службы древностей. Эмилия поймет, гости тоже.