— Сейчас каждый из вас услышал мой родной язык, забытый, мертвый уже сорок веков. Но я помню его, я хочу говорить в вами на нем! У этого языка нет письменности как таковой, ее уничтожил фараон Джесеру за много десятилетий до меня. Он создал новый язык — тот, который вы видите на стенах мастаб, на посуде, папирусах, храмах. Язык, который вы пытаетесь перевести и говорить на нем. Я единственный, кто знает, как звучат два языка Третьей и Четвертой династий: старый, до фараона Джесеру, и официальный, искусственно созданный им и советником Имхотепом.
Я второй сын фараона Шепсескафа. Старший брат хотел избавиться от меня, как истинного наследника трона, но его планы испортил библиотекарь Птаххетеп, продолживший вслед за Джесеру изучение таинственной цивилизации, которая была на этой территории задолго до первых фараонов. Их достижения в области химии помогли мне благополучно проспать больше четырех тысяч лет, пока меня не нашли и не разбудили Стефания и Джон. Вот так я оказался в вашем мире. Об этом знал и доктор Захия Хавасс, когда вмешивался в мою долондонскую жизнь, а потом добивался назначения на пост главы Службы древностей Египта. Он хотел, чтобы тем, что осталось от «вселенной фараонов», распоряжался древний египтянин родом из дельты Нила.
В этот благословленный богами день я, фараон Сахемхет Неферефкара Хор Ахет, клянусь быть достойным титулов царя Древнего Египта и Главы Службы древностей, быть не только ревностным хранителем прошлого, но и смотреть в будущее, заботиться о сохранении бесценного наследия великой страны для потомков!
На такой торжественной ноте я закончил свою речь, слегка склонил голову в знак уважения к гостям. Те, в свою очередь, под размашистые жесты Рашида поднялись со своих мест и вместе с ним несколько раз громко прокричали:
— Да здравствует фараон Сахемхет! Да живет он вечно!
Я занял место на троне, гости — за столами. Перевел взгляд на Эмилию: она улыбалась, светилась от счастья и неловко смахивала скользившие по щекам слезы.
— Сегодня лучший день, чтобы сказать об этом, — справляясь с эмоциями, сказала она. — Ты поступил правильно. Им нужно знать…
— Я сделал то, что должен был сделать. Лучше я сам расскажу о себе правду, чем кто-то за нее выдаст наглую ложь.
— Люблю тебя, — коснувшись пальцами моего запястья, произнесла супруга. — Еда или подарки?
— Думаю, все проголодались, и я тоже, — предложил план действий на ближайший час.
Между мной и Эмилией поставили маленький столик, принесли изысканные кушанья, разложенные по маленьким хлебным корзиночкам, чтобы мы не пачкали руки. Столы же гостей украсили корзины с фруктами и цветами, подносы со свадебными яствами.
— Это съедобно? — поинтересовался у супруги, любуясь подобными произведениями кулинарного искусства.
— Конечно, — ответила она и взяла корзиночку. — Местную кухню я не знаю — побоялась, что и ты не особо знаком с ней, как и с традиционной английской. По тому, что ты заказывал на наш обед на работе, поняла твои предпочтения в еде. С поваром остановились на простеньких итальянских и французских блюдах, только поданных необычным способом. Не хотелось вместе с тобой на собственной свадьбе остаться голодной.
После приема пищи, во время которого нас развлекали приглашенные музыканты традиционными свадебными мелодиями и песнями, наступило время подарков от гостей. Сначала я подумал о шутке, когда увидел, как представители от музея, лаборатории, Службы древностей торжественно вручали нам небольшие макеты в древнеегипетском стиле кровати, стола, табуретов, кресел, напольных ламп в виде деревянных статуй с позолотой.
— Уберу книги и поставлю эту красоту на полку, — предложил, любуясь маленькими произведениями умелых резчиков. — Такая красота!
— Понимаешь, — рассмеялась Эмилия, — все эти вещи в натуральную величину занести на второй этаж не получилось, но можешь спуститься и заглянуть в нашу каюту. Гости не знали, что нам подарить. Я предложила воссоздать царскую спальню из самой удобной и красивой мебели за три тысячелетия. По египетским обычаям слова нельзя подносить в качестве подарка, но Рашид подсказал такой выход.
Я был потрясен находчивостью людей, окружавших меня.
Официанты сменили блюда на столах, гости увлеклись едой и тихими беседами. Мы же незаметно покинули свои «троны» и спустились по боковой лестнице на нижнюю палубу. Стоя на носу парохода, я нежно обнимал супругу и смотрел в сине-зеленую речную даль. Реальность стала исчезать. Мне уже казалось, что мы находимся на настоящей солнечной барке Хуфу, о воду ударяют весла двух десятков гребцов под ритмичные удары в барабан, из зарослей тростника выпархивают испуганные шумом стайки ярких птиц.