Покинув спальню, вышел на палубу. Бесконечный Нил купался в лучах восходящего солнца. Вода переливалась золотыми бликами. Редкие заросли тростника едва покачивались от ветра. Воздух наполнялся птичьим криком. Барка Сахемхета шла под парусами настолько бесшумно, что слышал шуршание крыльев юрких стрекоз. Все судно играло оттенками розового, впитавшего оранжевые и желтые цвета.
Рассвет на Ниле… Как тогда, с Птаххетепом... Я опустился на колени у борта, поймал на ладонь солнечный зайчик, улыбнулся ему. И тут почувствовал, как кто-то положил руку на мое плечо. Представил своего учителя, стоящего рядом, радостного, протягивающего скромный завтрак в виде фиников и хлеба. Конечно, я понимал: его уже не вернуть, но можно, хоть иногда, предаваться воспоминаниям.
Поднял голову: рядом стоял капитан, обеспокоенный моим самочувствием. Улыбнулся в ответ, кратко объяснил, что в детстве путешествовал по реке и захотел освежить в памяти приятные моменты, на что получил одобрительное похлопывание по плечу.
Меня пригласили на мостик. Хочется сказать, что египетские гостеприимство и радушие совершенно непохожи на английские. Наверное, поэтому Эмилия устроила свадьбу в Каире, а не в Лондоне. Несмотря на всю помпезность церемоний в мэрии и на корабле, чувствовалась дружеская обстановка, словно не было начальника и подчиненных. Были царь и царица, формально занявшие трон современного Древнего Египта, и люди, готовые поддержать их самые сумасбродные начинания во имя процветания мира, давно исчезнувшего с политической арены.
Один из матросов сварил кофе, который оказался очень кстати. Тело наполнялось теплом и бодростью.
— Хотите встать за штурвал? — предложил капитан.
Я замялся, не находя слов: с одной стороны, по-мальчишески хотелось управлять кораблем, с другой — по-человечески страшно, ведь из-за моей неопытности могли пострадать люди. Однако, согласился из любопытства.
— Держитесь на одинаковом расстоянии от берега. Река с этой стороны глубокая — на мель не сядете. Рыбаков и детей, как и деревень, здесь нет, — проинструктировал он. — Рулевой останется на мостике и подстрахует Вас.
Кивнул в ответ. Мои руки легли на резной штурвал. Я почувствовал себя ребенком, которому дали сесть на место водителя и покрутить руль. Взрослым ребенком. Вспомнил свое детство, Стефанию, Джона… Мысли зажужжали в голове, подобно рою диких пчел, и я, извинившись перед рулевым, покинул мостик. Вернувшись в каюту, устроился в кресле, взял новую стопку бумаги и «отдал перо в услужение разуму».
Столько страниц исписал за два года, но так и не рассказал о тех, кто изменил мою судьбу, став путеводными звездами. Надо исправлять эту оплошность. И первым должен быть мой учитель и хранитель библиотеки Древних — Птаххетеп.
Библиотекарь так и остался для меня «до конца не прочитанной книгой». Как он оказался в храме, из какой семьи происходил, и почему Верховный жрец и даже мой отец в общении с ним выказывали особое почтение? Загадочная личность. Я помнил наизусть каждую строку на его саркофаге, внешнем и среднем гробах, на стенах усыпальницы. Что же я точно знал о нем? Полное имя с должностями: «Птаххетеп, сын царского писца Кахета Менкаура и храмовой певицы Махенет, смотритель царских свитков, хранитель свитков храма Тота, советник царских зодчих, мудрый в мудрости своей». И все!
Написав эти строки, я задумался: фараон Менкаура Кахет, мой дед, и Кахет Менкаура, отец Птаххетепа, — это один человек? Библиотекарь мог поменять местами имена своего отца и тем самым стать для окружающих человеком нецарского рода. Предположу, что так и было. Значит, Птаххетеп — старший брат моего отца и мой дядя? Тогда многое становится понятным. Однако, почему он не взошел на трон как наследник? Шепсескаф отнял власть или получил ее в дар? Если бы существовал конфликт между братьями, то фараон не отдал сына, то есть меня, своему врагу. Ни Шепсескаф, ни жреческая верхушка не стали уважать низвергнутого принца. Предположу, что Птаххетеп отказался от наследования власти по личным причинам: несбыточная любовь, неудачный брак, смерть ребенка или все вместе и сразу. Женился еще принцем по любви, но похоронил жену и ребенка. Теперь становилась понятной его трепетная забота обо мне. Для Птаххетепа я стал не просто учеником, а его родным сыном, за чью жизнь он боролся до последнего вздоха.