С самых первых дней нашего знакомства он стремился побольше узнать о моем мире. Джон придумывал, как упростить общение между мной и Стефанией, баловал кистями и листами папируса, поддерживал и работал со мной, как коллегой, находясь за тысячи километров. Его видеолекции и видеоэкскурсии впечатляли, становились опорой для моей работы в должности экскурсовода, а потом и лектора. До сих пор на полке лежит объемный словарь в картинках, придуманный Джоном. Не знаю, сколько он просидел над ним, вырисовывая каждый предмет древнеегипетской мебели, одежды, домашней утвари, а затем подписывая английскими названиями-синонимами с иероглифическим пояснением по словарю Гардинера. Моя самая любимая и самая дорогая книга, мой букварь второго языка.
Как не забыть его многолетние попытки устроить мою личную жизнь, каждый раз заканчивавшиеся провалом. Мне было скучно с собеседницами. Как можно прожить с человеком всю жизнь, если нет общих интересов, не о чем поговорить, нечему научиться? Я не особо верил в любовь с первого взгляда, зато верил в долгую, до самой смерти. И это я тоже перенял от Джона. За несколько дней до кончины он разговорился со мной об ошибках в его жизни и попросил не повторять их. Тогда я и узнал о его молчаливой любви к Стефании. Если бы он пересилил свою робость и признался в чувствах, захотел взять мою вторую маму в жены, Аджари не отказала бы. Я видел ее отношение к Брайтону. У меня был бы еще и отец, пусть и приемный.
Сожалеть о том, что не произошло — не буду. Время не повернуть вспять, мертвых не воскресить, многие ошибки прошлого уже не исправить. Надо жить сегодняшним днем и думать о завтрашнем. Сейчас я счастлив, как никогда, и приложу все силы, чтобы оставаться таким до последнего вздоха. А еще… также сделать безгранично счастливой ту, что согласилась стать моей женой, царицей Древнего Египта и Госпожой Большого дома, имя которому Служба древностей.
Глава 21
Чашка кофе, выпитая на капитанском мостике, сыграла со мной злую шутку: первоначальная бодрость, с которой начал записывать воспоминания, сменилась внезапной слабостью, и я не заметил, как уснул прямо за столом, положив голову на руки. Очнулся уже на постели, заботливо укрытый легким пледом. Эмилия сидела напротив в кресле и с нескрываемым любопытством читала исписанные листы.
— Я почти ничего не поняла в первой рукописи, только то, что это черновик научного труда, — расстроилась она. — Там столько закорючек… Какой странный язык: местами похож на английский, я прочитала слова, даже фразы, попались знакомые имена, но в остальном… Загадка. Зато о Стефании, Джоне и Птаххетепе узнала столько интересного.
— Кажется, я так увлекся, что писал монографию сразу на трех языках, — приподнявшись на локтях, смущенно улыбнулся ей в ответ. — Такое бывает. Автоматически. Когда приведу ее в нормальный для издания вид, обязательно дам тебе прочитать и с удовольствием выслушаю все замечания.
— Только не забудь! Твои размышления о Древних — всегда что-то увлекательное и нестандартное.
Она легла рядом, положила голову на мое плечо и негромко произнесла:
— Пообещай больше не изматывать себя работой.
— Как это? — ее просьба поставила меня в тупик, точнее, не совсем понял, что супруга хотела сказать такой фразой.
— Ты заснул за столом, сжимая пальцами ручку и написав в конце узор из завитушек под латиницу. Все понимаю: вдохновение, поток мыслей… Но ты человек, в первую очередь, а потом уже ученый. Береги себя для меня, пожалуйста… А еще я позвонила в Службу древностей и предупредила заместителя, что тебя сегодня не будет в Каире — ты занят выездной научной работой.
— Спасибо! Неплохая причина, но в последнее время я слишком часто ее использую.
— Это же правда! И написанная ночью монография тому доказательство!
Вместо ответа обнял ее, прижал к себе. Конечно, теперь мне придется перестроить свой график, ведь я больше не одинокий холостяк, а счастливый семьянин. Работать над научными трудами буду днем в кабинете, а не дома по ночам. И она права: годы берут свое, о здоровье тоже надо подумать — мне уже далеко не двадцать, хотя по внешнему виду больше и не дать. Все дела разом не переделать, все задуманное — не воплотить, по мелочам разбрасываться — времени уже нет.