Как-то так вышло, что в местное общежитие я все же перебралась, поленившись тащиться на занятия по пустынным холодным улицам. Ветер, конечно, обиделся, но промолчал, продолжая будить меня по утрам танцами с мечом под окнами.
Дни наполнились ежеутренними восхвалениями Первой Хранящей под неусыпным надзором чопорной сухой магистра Живы, библиотекой и сияющим кружевом потоков, где я бродила вместе с Учителем. Поначалу, пока я не привыкла к режиму занятий, Ветра я видела только по утрам. На широком дворе Дома, где мастера неустанно гоняли будущих Защитников, с рассвета и до заката звенели мечи, слышались цензурные и не очень возгласы, мелькали мокрые от пота полуобнаженные парни. Естественно, что галерею, ведущую от келий к учебным комнатам, всегда заполняли краснеющие и хихикающие девицы. Мне же отводилось меньше времени на отдых, и наблюдать эту чудесную картину удавалось редко.
Где-то на втором месяце учебы произошло невероятное для меня открытие — оказывается, Ветер — мужчина. Не в том смысле, чтобы я сомневалась в его половой принадлежности, просто он не казался мне настолько уж привлекательным, чтобы обратить на него более пристальное внимание. А вот когда мои соученицы стали облеплять его под всевозможными предлогами, самой стало интересно, что же это за сокровище. Однако времени на все эти интересы оставалось все меньше, а нагрузка все больше, пришлось отложить мысли о флирте в список ожидания. Учиться, учиться и учиться… В компании молодых и легкомысленных приятелей — подружек, жаждущих развлечений, это оказалось весьма нелегко.
Так что, ребята вполне удачно спихнули свою сессию, а мне еще только предстояло испытание. Весь Дом готовился к такому событию, спешно заговаривая помещения от моего разрушительно влияния. А потом нас ждал целый месяц сказочного отдыха!
Выуживал нас из таверны бессменный сторож общежития, вечно сердитый и раздраженный дядька, преподававший парням науку мечемахательства. Он, конечно, уже почти привык, но все же предпочитал выспаться, а не грузить пьяных подопечных в телегу и потом рассортировывать по комнатам. Один раз, с большого устатку (а то и чего покрепче) перепутал, и утром был скандал — одного из парней застукали в чужой комнате с юной Хранящей, спящих в обнимку. Это правило до конца обучения приходилось соблюдать всем — оказывается, если Хранящая еще себя не контролирует, может и сама "сгореть" и парня убить.
— Алиса, подъем! — спокойный властный голос опять вырвал меня из объятий сна.
— А иди ты… далеко!
— Ты же знаешь, что спорить бесполезно. Вставай.
Высунув помятую и лохматую голову из-под одеяла, обозрела счастливого бодренького Рыся, одного из будущих защитников, которого я Рысем и прозвала за темно-рыжие волосы. Он, по привычке, приходил будить мою соседку Целесту и, пару раз ошибившись дверью, будил теперь и меня.
— Не буду я вставать. Отстань, — и нырнула обратно.
— Тогда я пошел за Ветром.
А вот эта угроза заставила меня не только высунуться, но и сесть в кровати. Ветер и кувшин воды мне за шиворот выльет, с него станется. Один раз он такое уже вытворил, когда ему на меня нажаловались — потом полчаса по всем коридорам бегал. А счастливые соученики ухохатывались, глядя, как я в пузырящейся длиннющей сорочке и босиком догоняла этого гада.
— Ну чего еще вам от меня, болезной надобно?
— Магистр велел передать, что ждет тебя через час в большом тренировочном зале.
Экзамен! Мамочки!
Выпихнув ехидно ухмыляющегося парня вон, торопливо засобиралась, по десять раз проверив, на месте ли шпоры, подтянув пояс юбки и едва успев причесать волосы. Слава богу, что хоть гардероб обновить успела, а то за джинсы магистр Жива с меня кожу живьем бы сняла.
В полукруглом зале с высокими потолками, где в дождливые дни парни проводили свои тренировки, я обнаружила целую комиссию, рассевшуюся рядком за длинным пустым столом, в лице моего учителя, магистра Живы, преподававшей зубодробительные "Уложения о поведении Хранящих", магистра охранной и защитной магии Сервуса и общежитского сторожа. Его имя у меня постыдно вылетало из головы сразу после очередной головомойки.
Пустые скамьи вдоль стен сиротливо пустовали. Вообще эти голые стены активно напоминали мне наш школьный спортзал — такой же пропахший, пустой и грустный.
Перед столом сиротливо стоял единственный стул. А еще я могла руку дать на отсечение, что вся моя компания сейчас жадно прильнула к замочной скважине.
— Ну-с, Алисия, присаживайтесь, — досадливо поморщилась Жива.
Да уж, ее любимицей я никогда не была и никогда не буду. Эта вечно подтянутая строгая дама хладнокровием могла поспорить со змеей, и обладала таким же противным любому нормальному студенту характером. Худощавая, высокая, с гладко зачесанными к затылку волосами, в неизменно строгих, почти монашеских нарядах, эта женщина больше походила на статую. Хотя от нее временами несло таким ощущением силы, что я невольно содрогалась и старалась не лезть на рожон. Опять же, на моей совести уже было несколько разудалых попоек с сокурсниками, с десятком пострадавших граждан, разнесенным кабаком и развалинами фонтана. Правда, доказать никто ничего не мог, да и не пылал желанием — попробуй проболтайся, когда Ветер так плотоядно смотрит! Ну и по мелочи набиралось немало — мелкой бытовой магии нас обучали (платье там почистить, прическу поправить, огонь развести) — и у меня она носила какой-то катастрофический характер. Посему, в Доме меня уже прозвали стихийным бедствием, а на наши с Валлином практические занятия сбегался временами поглазеть весь педагогический состав. Ну и адепты, понятно.