Крестьяне влачили беспросветное голодное существование, ремесленники жили бедно, работая в сутки часов по 16, и при низких ценах на сырье сбывали задешево и свою продукцию; рядовые торговцы перебивались с хлеба на квас, потому что нормы заката (2,5% со стоимости товара) систематически нарушались вследствие того, что закат взимался не один раз, а
по нескольку. Когда торговец вез товар через тот или иной вилает, он всякий раз платил снова закат, последний таким образом превращался во внутреннюю пошлину. Сверх того неизбежные подарки деньгами или натурой сборщикам заката (закотчи), не получившим от государства никакого жалованья и тоже «кормившимся» за счет народа, неимоверно удорожали стоимость товара. И если торговец все эти накладные расходы на товар брал с покупателя, заставляя его покупать товар по повышенным ценам, то и торговлю свою он не развивал из-за опасения остаться в убытке. Отсюда крайнее убожество торговли в отдаленных от заваленной всякими товарами Бухары городах — Гарме, Кулябе, Калъа-и-Хумбе и др. Там на крайне бедных базарах сидели на земле один — два торговца с московским ситцем, не больше как по две штуки у каждого; они продавали этот ситец по 22 — 25 коп. за аршин, в то время когда в г. Бухаре он стоил 11 коп. аршин. Многократное взимание заката в результате повышало здесь стоимость ситца более чем на 100%.
Система временных земельных пожалований служилому сословию (т а н х о) взамен жалованья или в дополнение к получаемому довольствию (у военных), являясь эквивалентом средневекового и к т а, порождала невероятные злоупотребления со стороны владетелей танхо, так называемых танходоров. И весьма часто (а в горных вилаетах всегда) крестьяне, сидевшие на землях танхо, превращались в бесправных рабов этих танходоров. Если по шариату танходор мог получать в свою пользу с даваемой ему во временное пользование земли с сидевшими на ней крестьянами только те сборы, которые следовали с этого земельного владения в казну, то на практике этого никогда не было. Крестьяне не только платили причитавшиеся с них казенные подати своему танходору, но платили и то, что он на них накладывал, рубили и возили ему дрова, делали разные постройки, пасли его скот на своих выгонах, жена и дочери стирали белье его и его семье, готовили пищу, прислуживали по дому и пр. Все это делалось не только бесплатно, но даже и не за «спасибо». Такого слова для этих «людишек» в лексиконе танходора не было.
В бекствах Восточной Бухары эксплуатация крестьян местным служилым сословием, духовенством, руководителями дервишских орденов и другими феодалами была особенно велика. Там существовала (со времени присоединения этого горного края к Бухарскому ханству) особая форма танхо. Поскольку пахотных земель здесь было очень мало, участки в общем были мизерные, разбросанные на склонах и высях гор, то изобретательные бухарские администраторы, поощряемые их пособниками, духовенством и суфийскими ишанами, взамен земель стали выделять в содержание тому или иному чиновнику или местному феодалу определенное количество домовладений (буна или в местной вульгаризированной форме бына). Хозяева этих домовладений содержали своих танходоров и обслуживали их «от зари до зари» всем, что им было нужно. Это были в полном смысле рабы. Размеры буна зависели от чина или ранга лица; у одних было от двух до пяти семей таких рабов, у других — целые селения и даже несколько селений.
Лет 55 тому назад у нас в экспедиции был один каратегинец из селения Дих-и Ходжа Али, человек весьма работящий и исполнительный. При расставании с нами он получил в подарок хорошего коня с казацким седлом и помимо денег ряд носильных вещей. Благодарности его не было предела, он уверял, что теперь-то станет жить с семьей безбедно. Прошло много лет, и совершенно случайно я встретил этого каратегинца в Ташкенте, грязного, донельзя оборванного и с трудом узнал в нем прежнего здорового и жизнерадостного человека. Я стал его расспрашивать, что же он сделал тогда по приезде домой со всем тем добром, которое получил от нас? Каратегинец рассказал, что по возвращении в родную деревню ему пришлось коня отдать ишану («неловко было отказать»), из материй и халатов нужно было кое-что дать сельским властям. Про деньги узнали амлякдар и даруга и стали выпрашивать себе в подарок (силяу), пришлось поделиться с ними, а потом налоги, штрафы (яргу) и пр., что довело до нищенского состояния и заставило под старость идти на заработки в Ташкент.