Он поднимался по знакомой тропинке. Какой-то старичок с Саракины собирал сухие ветки и мелкий хворост.
— В добрый час, дедушка, — сказал ему Панайотарос. — Как дела?
— Хорошо, хорошо, сынок, разве ты не знаешь! Говорят, что нам подарили поле и виноградники, чтобы не померли мы, несчастные, с голоду. Слава богу! Завтра мы спустимся в Ликовриси собирать виноград.
— Ваши люди придут собирать виноград, дедушка?
— Конечно. У нас тоже есть достойные парни и девушки, завтра вы полюбуетесь ими.
Панайотарос пошел дальше.
«Хорошо, что я узнал об этом, — подумал он. — Есть что доложить козлобородому…»
Он подошел к скале, которую выбрал в качестве наблюдательного пункта, так как с нее было видно все, что творилось у пещер, лег на землю, подпер руками подбородок и начал внимательно смотреть.
Поп Фотис, наверно, только что закончил обедню, потому что толпа стариков, старух и детей собралась перед пещерой с изображениями святых, и в середине толпы стояли поп Фотис и Манольос — они произносили какие-то речи. Панайотарос весь превратился в слух. Время от времени до него долетали отдельные слова, из которых почти ничего нельзя было понять, но, связывая их воедино, он догадался, что Манольос говорил: «Меня отлучил от церкви не бог, а поп Григорис, что не одно и то же!»
Немного подальше горел костер, и толстяк Димитрос, стоя на коленях, ворочал ягненка на палке, а Яннакос то и дело проверял ножом, не изжарился ли он. Они о чем-то говорили и смеялись. Тут же Андонис намыливал лицо какому-то старику, готовясь побрить его; подбежали к нему детишки — подстричься; они весело прыгали вокруг и ждали своей очереди. Костандис же с несколькими старухами таскал воду.
— Да они пир устраивают, — зарычал Панайотарос, — им хоть бы что!.. Где же, поп Григорис, тот грозный меч, о котором ты кричал? Где же огненные языки ада? Пропади ты пропадом!
Он подполз поближе, чтобы лучше слышать, и свесился со скалы. «Ну, а где же Михелис?.. — подумал он, — я его не вижу. Он плачет где-то о своей судьбе, непутевый. Все повернулось против него: он потерял отца, эту архонтскую свинью; роздал, сытый дурак, свое имущество, а поп вернул ему обручальное кольцо; и теперь он стал сирота, бедный и вдовый!»
Издалека доносились голоса, смех; кто-то из беженцев принес бузук и налаживал его. Яннакос и толстяк Димитрос сняли с костра ягненка и положили его на камни. Подбежали голодные саракинцы, окружили жареное мясо, начали бить в старые кастрюли и радостно прыгать… Подошел поп Фотис, перекрестился, благословил ягненка и начал его делить, как просвиру в церкви. Все со смехом расселись; заиграл бузук.
Вдруг Манольос вскочил на ноги и беспокойно осмотрелся.
— Михелис! — закричал он. — Эй, Михелис!
Но напрасно он кричал, никто не отзывался.
Отец Фотис, очень довольный, воздевал к небу руки и громко говорил. Панайотарос слышал почти все.
— Дети мои, — говорил он, — велик сегодняшний день, ибо то, что пророчил Христос о своих учениках, теперь сияет, как благословение, над нашими головами! Христос сказал: «Блаженны будете, когда возненавидят вас люди, когда вас отлучат от церкви, поругают вас, наклевещут на вас ради Христа! Радуйтесь в этот день, веселитесь; большую награду вы получите на небесах. То же самое, что творят с вами, творили и их предки с пророками!» Таковы, дети мои, были Христовы слова! И вот сегодня нас ругают, на нас клевещут, нас преследуют, мы страдаем ради Христа. А нашего товарища, Манольоса, поп отлучил от церкви. Слава тебе, господи, мы идем по правильному пути! Христос шествует впереди нас, и мы следуем за ним. Радуйтесь, веселитесь, дети мои, Христос воскрес!
Так сказал поп и, наполнив глиняную чашу водой, выпил ее залпом.
— Да это же не люди, это дикие звери! — зарычал Панайотарос. — Звонили в колокола, как на похоронах. Отлучили их от церкви, прогнали их из святого места — а они смеются и похваляются. Отчего же у них такое хорошее настроение? Дьявол у них в сердце или Христос? Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю!
Он снова высунул голову, снова начал прислушиваться, но вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он вскочил в ярости: над ним с улыбкой склонился Михелис.
— Ты что подглядываешь, Панайотарос? — спросил он дружелюбно. — Почему не пойдешь к нам, чтобы закусить немного? Пойдем со мной…
И тихонько потащил его за руку. Но Панайотарос съежился.
— Не пойду! — буркнул он. — Не нужна мне ваша еда, не нужна мне ваша компания, проклятые! Оставьте меня одного в страшном моем одиночестве!