Усмехнулся Яннакос и очнулся от грез. Посмотрел он на старушку, которая с увлечением вязала, отрешившись от всего земного, увидел старика Ладаса, вперившего свой взгляд в него, Яннакоса, в ожидании ответа.
— Пополам, — сказал он. — Согласен, дед Ладас?
Дед Ладас протянул ручищу.
— По рукам, Яннакос, согласен! Пополам, вот это честный разговор! Каждый вечер ты будешь приносить мне золотые вещи, которые соберешь, а я буду давать тебе всякие продукты, масло и вино — одним словом, то, что им нужно. А когда все загребем, ты придешь, и мы рассчитаемся. Пиши и ты в своем блокноте, что мы даем и что получаем, чтоб тоже все знал и не думал, будто я хочу обмануть тебя. А чтоб ты видел, как я тебе доверяю, на вот, возьми как аванс три турецкие золотые монеты.
Достал он из-за пазухи туго перевязанный шнурком кошелек, развязал его, сунул в него руку и, дрожа, отсчитал одну за другой три монеты. Жадно схватил их Яннакос, глаза его алчно заблестели, словно золото передало им свой блеск.
— Я подготовлю долговой вексель, — сказал старик Ладас, — и как только вернешься — да поможет нам бог! — поставишь свою подпись… Ну что, доволен? Теперь ты веришь моему слову? То, что я тебе говорю, это не слова — это золотые монеты! Ну, не будем терять времени, с богом!
Он подтолкнул Яннакоса и открыл калитку.
— Пусть бог сопутствует тебе! — крикнул ему вслед и торопливо закрыл калитку: не дай бог, еще передумает компаньон!
Потом потер свои костлявые руки и повернулся к жене.
— Пенелопа, — сказал он, прикладывая палец к губам, — никому ни слова! Ты видишь, как у меня все хорошо получилось? Видишь, как соображает у меня голова. Я тебе скажу: не голова у меня, а клад! Ты видишь, Пенелопа? Я поймал его на золотую удочку — три отдал, тысячи получу… Теперь будь добра, подготовь сундуки!
Но она даже не пошевельнулась, все вязала и вязала, не замечая, как сталкиваются, расходятся и снова встречаются спицы, — довязывала носок для старика Ладаса. И в носке она видела не худую ногу старика, а кость, длинную сухую, изъеденную червями…
Итак, впереди шел ослик, а за ним задумавшийся Яннакос. На душе у него было горько и тяжело; но в то же время в правом кармане жилета он чувствовал и другую, очень приятную тяжесть. Он словно опьянел. Прыгал с камня на камень, иногда останавливался ненадолго и погружался в размышления; тогда ослик поворачивался, смотрел на него, тоже останавливался и терпеливо ожидал.
— Лишь бы никого не увидеть, лишь бы никто меня не увидел, — бормотал Яннакос. — Иди, Юсуфчик, побыстрее, что ты останавливаешься? Переходи на эту сторону, — меняем дорогу, большие у нас дела, Юсуфчик!
Ослик с недоумением кивал понятливой головой; не мог он сообразить, зачем потребовалось переходить на другую сторону? Что случилось с хозяином? Ну и безумцы же эти люди!
— Лишь бы никого не увидеть, даже Манольоса… Теперь у меня другие заботы; пусть делает, что хочет со своей Катериной. Мне все равно… давай, Юсуфчик, в дорогу!
Но как ни старался Яннакос пройти той стороной села, где уже начинаются поля, он все-таки совсем некстати столкнулся с Манольосом и с двумя односельчанами, несшими на руках капитана Фуртунаса — тот был без памяти, с разбитой головой, перевязанной белым полотенцем, весь в крови… Впереди шел сеиз в красной феске, с ятаганом наголо.
— Что случилось, друзья, с нашим капитаном? Скажи мне, Манольос!
— Свалился с лестницы у аги, бедняга, — ответил Манольос, — голову себе разбил… Если ты увидишь мою тетку Мандаленью, позови ее, пусть придет посмотрит рану… Разбирается она в этом деле — была акушеркой до того, как стала обряжать покойников.
— Бедняга! — пробормотал Яннакос. — Наверно, упился до чертиков.
Сеиз засмеялся.
— Не беспокойся, грек! Голову он себе разбил, но она заживет, у безбородых людей семь душ.
— Манольос, — крикнул Яннакос, — мне нужно поговорить с тобой.
— Мне тоже, — ответил Манольос. — Но надо сперва уложить в постель капитана. Ступай за нами и подожди у ворот, я скоро выйду.
Капитана несли все скопом — несли медленно, потому что при каждом толчке он кричал от боли. Втащили его в полуподвал. Яннакос остановил ослика под тенью оливкового дерева и стал ожидать.