— Ну и ну, сколько событий за одну ночь, — пробормотал он. — Посмотрим, чем все это кончится! Да сжалится над нами бог!
Вынул табакерку, свернул сигаретку, прислонился к стволу оливы и начал курить, чтобы скоротать время. Он уже пожалел, что затеял разговор с Манольосом: придется потерять слишком много времени, а большие дела, предстоящие ему, требовали быстрых действий. Порывшись в кармане жилета и нащупав золотые монеты, он улыбнулся.
— Слава тебе господи, — пробормотал он, — это не сон. Много раз меня обманывали сны; снилось, что держу в руках золотые монеты… А утром, дурак, искал их под подушкой! Ну а теперь слава богу!
Яннакос снова погладил золотые монеты и успокоился.
Показался Манольос. Шел он, утирая лоб, и, увидев Яннакоса под оливой, направился прямо к нему.
— Очень тяжел этот капитан, все мы из сил выбились, — сказал Манольос.
— Я спешу, — ответил Яннакос, — мне только два слова тебе сказать, и пойду; у меня сегодня много работы… Слушай, Манольос: во-первых, лучше не появляйся в доме своего хозяина, — он узнал о корзинах и взбесился, схватил свою палку и пошел лупить сына. Поэтому не попадайся на глаза старику, пока буря не пройдет.
— Но если это так, я должен пойти, чтобы держать ответ вместе с Михелисом, — я ведь тоже виноват!
— Да и я виноват, но ведь не иду! Ты скажешь, стыдно, да ведь так удобнее… Не уходи, постой! Я должен тебе сказать еще вот что: Катерина, вдова, хочет тебя запутать в своих сетях; она тебя видит, говорит, во сне, вчера вечером на площади тебе подмигивала, а ты не понял! Будь осторожен, Манольос, Катерина — зверь, даже епископов она сводит с ума… Подумай о пасхе, которая приближается, и о своем долге… Не согреши!
Манольос опустил голову и покраснел; минувшей ночью он тоже видел во сне вдову, но как, этого не помнил; когда он проснулся, глаза у него болели от ночных видений.
— Христос мне поможет, — пробормотал он.
— Как же он успеет присмотреть за всеми, Манольос? Лучше ты сам пошевеливайся, а я спешу. Ну, говори; кажется, ты хотел мне что-то сказать?
Манольос смутился, не зная, как ему ответить, чтобы не оскорбить друга.
— Ты меня извини, — проговорил он наконец, — но вот что я тебе окажу: у нас, у четверых, большая, святая цель, мы теперь одно целое… Если кто-то из нас поскользнется, остальные должны его поддержать; один пропадет, все пропали! Поэтому я осмелюсь…
— Говори, говори, Манольос, не виляй, — сказал Яннакос и стал отвязывать ослика от оливы. — Я тебе свое сказал, теперь спешу.
— Сегодня ты снова начинаешь свою работу, — осторожно начал Манольос мягким голосом и ласково взял Яннакоса под руку, — пойдешь опять бродить по деревням со своими галантерейными товарами. Не забудь же, заклинаю тебя Христом, не забудь, о чем вчера тебе наказывал поп.
— А что он мне говорил? — грубо спросил Яннакос.
— Я тебя прошу, Яннакос, ты не подумай чего-нибудь плохого… Не красть, он говорит, не обвешивать, не…
Яннакос вскипел; быстро отвязал ослика и закрутил уздечку вокруг руки.
— Хорошо, хорошо… Его святость думает, что это легко… Что бы он сказал, начни и я ему говорить, что хорошо бы затянуть ремень потуже, чтоб так не обжираться, что лишнее надо отдавать бедным? И что не надо смешивать муку с пряностями и продавать под видом лекарства, которым лечат все болезни… Шарлатан! Еще в прошлом году три дня не хотел хоронить деда Мандудиса, труп его уже начал разлагаться, а все потому, что поп требовал, чтобы наследники заплатили вперед. А еще, не он ли продавал с молотка виноградник Геронимоса-сапожника, потому что тот попал к нему в должники? А потом в этом году, за несколько дней перед страстной неделей, не он ли составил новые расценки — столько-то за крещение, столько-то за свадьбу, столько-то за похороны… Иначе, говорит, не буду ни крестить, ни венчать, ни хоронить. А теперь, видишь ли, хватает у него нахальства указывать мне, бедному человеку…
— Ты не ругай священника, — прервал его Манольос, — каждый отвечает за себя, ты следи за своей душой, Яннакос! В этом году мы должны быть чистыми, непорочными, ты ведь будешь изображать апостола Петра, не забывай!.. Как мы поступаем перед причащением? Постимся, не едим ни мяса, ни масла, не ругаемся, не обижаемся… То же самое теперь, Яннакос…
Но Яннакос вышел из себя; он чувствовал, что Манольос прав, и это бесило его еще больше. Оставив попа в покое, он принялся нападать на своего друга.