— Отцы наши, потерпите; не растворяйтесь в земле! Он придет, придет! Когда-нибудь мы услышим великую весть!
Яннакос вытер глаза, наполнившиеся слезами; какой-то комок застрял у него в горле.
— Вылезай наверх, дед Панагос! — крикнул священник. — Выходи, надо яму засыпать.
Подбежали двое юношей, чтобы помочь старику.
— Оставьте меня, дети мои, — сказал он, — мне тут хорошо. Зачем я вам нужен? Чтобы хлеб напрасно есть? Не могу я больше работать, детей уже не могу плодить, никакой пользы от меня нет — оставьте меня здесь!
— Дед Панагос, — строго сказал священник, — время твое еще не пришло, не торопись!
— Отче мой, — ответил старец умоляюще, — оставь меня тут, мне здесь хорошо! Я слышал, что, если не закопать живого человека при основании деревни, деревня не укоренится. Где я найду лучшую смерть? Закопайте меня!
— Нельзя, — возразил священник, — бог дал тебе жизнь, бог ее и отнимет у тебя. Мы же не имеем права, дед Панагос… Поднимите его наверх, ребята!
Нагнулись парни, протянули руки, чтобы достать его, но старец уже улегся ничком на костях и кричал:
— Оставьте меня, дети мои, оставьте меня, мне тут хорошо!
Яннакос не выдержал, подбежал и тоже нагнулся над ямой: увидел неподвижного старика — тот повернул лицо к солнцу и улыбался, счастливый.
— Мне хорошо тут… — бормотал он, сложив руки на груди. Опять к горлу Яннакоса подкатился комок, и он всхлипнул.
Священник повернул голову, увидел Яннакоса и узнал его.
— Посторонитесь, дети мои, — сказал он, — вот один хороший человек из Ликовриси! Пришел он навестить нас, ободрить в несчастье. Приветствуйте его, братья! Это один из тех четверых, которые наполнили корзины продовольствием и принесли его нам в первую ночь, чтобы мы поели!
Он вспомнил имя.
— Добро пожаловать, Яннакос! — сказал он и пожал ему руку с волнением. — Ради тебя и твоих товарищей бог не метнет огня на Ликовриси и не спалит его!
Яннакос окончательно потерял самообладание и начал громко рыдать.
— Сын мой, почему ты плачешь? — спросил священник и заключил его в свои объятия.
— Я согрешил, отче, согрешил!
— Иди сюда!
Взял его за руку, и они отошли в сторону.
— Почему ты плачешь? Что с тобой? Поведай мне свое горе, сын мой; ты благодетель нашей деревни! — сказал священник и, широко раскинув руки, указал на будущую деревню.
Ноги Яннакоса подкосились, и он почти рухнул на ближайший камень. Священник, стоя рядом, с беспокойством присматривался к нему.
— Тебе нужно что-нибудь? — спросил он. — Ты что-нибудь сделал? Не плачь!
— Согрешил я, отче! Я все тебе расскажу, чтобы облегчить свою душу!
И, прерывисто дыша, начал торопливо признаваться во всем: зачем он поднялся на Саракину, какой договор заключил со стариком Ладасом, упомянул и о трех золотых монетах, которые получил в задаток…
Священник слушал, слушал и ничего не говорил; Яннакос испуганно смотрел на него.
— О чем ты думаешь, отче? — спросил он наконец, и голос его дрожал.
— Я думаю о том, сын мой, что человек — зверь, дикий зверь… Не плачь! И еще я думаю о том, что бог — велик.
— Хуже, чем зверь… — пробормотал Яннакос и сплюнул, словно ему стало плохо. — Человек — это червяк, скользкий, маленький, никчемный, бесчестный… Не трогай меня, отче мой, тебе разве не противно?
Священник помолчал, убрал свою руку, опустил глаза и вздохнул.
Яннакос внезапно поднялся с камня, на котором лежал, сунул пальцы в карман своего жилета и вынул три золотые монеты.
— Отче мой, у меня к тебе одна просьба. Возьми эти золотые монеты, купи несколько овец для деревни, для детей, которым нужно молоко… И, если можешь, возложи руку на мою голову и прости меня!
Священник не пошевельнулся.
— Если ты их не возьмешь, моя душа уже не найдет спасения. — И потом добавил: — Ты сказал, человек — это зверь; приручи же его, отче! Одно хорошее слово его приручает. От того, что ты сейчас скажешь, зависит мое избавление.
Священник бросился к Яннакосу в объятия и зарыдал.
— Обо мне, — закричал Яннакос, — обо мне ты плачешь?
— О тебе, и о себе, и обо всем мире, сын мой, — , пробормотал отец Фотис и вытер слезы.
Поцеловал Яннакоса в глаза и возложил руку на его седые кудрявые волосы.
— Пусть тебя господь простит, Яннакос! И Петр три раза отрекался от Христа, и все три раза слезы его спасали; слезы, сын мой, — большая купель… Я беру грешное золото, которое ты мне даешь, и грех твой станет молоком для голодающих детей! Прими мое благословение!