— Манольос, Манольос, что с тобой?
Ему захотелось заключить друга в объятия, но он испугался и отошел в сторону.
— Яннакос, — тихо промолвил Манольос, — если не можешь выдержать, возвращайся обратно.
Сказал и направился в кошару, чтобы Яннакос не видел его лица.
Привязав ослика к каменному дубу, Яннакос медленно пошел к кошаре. Манольос услышал его приближающиеся шаги.
— Яннакос, — повторил он снова, не поворачивая головы, — если не можешь вытерпеть, уходи обратно.
— Могу, могу… — ответил Яннакос, — могу, не уходи!
Манольос перешагнул порог сарая, закрыл окошко и забился в темный угол. «Я выдержал, — подумал он, — слава тебе, господи!» Яннакос задержался на пороге. Снял шапку, вытер пот. Некоторое время молчал.
— Что с тобой случилось, Манольос? — спросил он наконец, опустив глаза.
— Ничего, — ответил Манольос.
— Как ничего? — крикнул Яннакос. — Дьявол прилип к твоему лицу, Манольос, дьявол! Это не ты!
— Это я, — тихо ответил Манольос. — Никогда я не был таким настоящим.
Помолчал.
— Никогда! Никогда! — повторил он, вытирая платком лицо, с которого сочился гной.
— Дьявол, говорю, прилип к тебе! — снова крикнул Яннакос, борясь со своим страхом. — Я смотрю на тебя и боюсь… Вставай, садись на моего ослика, поедем в село.
— Что мне делать в селе? Мне и тут хорошо.
— Пойдешь к попу Григорису, он над тобой прочтет тайные молитвы и изгонит дьявола!
— Одна просьба у меня к тебе, Яннакос: никому ничего не говори.
— Я об этом скажу только попу, Манольос. А если тебе стыдно пойти в село, я попрошу его прийти сюда, пусть тут прочтет молитвы.
— Нет, нет! — испуганно закричал Манольос и вскочил. — Пусть останется эта болезнь на моем лице, Яннакос, я должен хворать…
— Я не понимаю, — крикнул Яннакос и привстал. — Почему ты должен?
— Чтобы спасти себя, Яннакос; иначе мне спасения нет… Ты так не смотри на меня, я не могу тебе объяснить.
— Это тайна?
— Только бог знает, — ответил Манольос, успокоившись, и снова уселся в углу. — Только бог и я; так надо.
— А если это дьявол? — грустно сказал Яннакос.
— Это дьявол, Яннакос, правильно ты говоришь. Дьявол во мне сидит; слава тебе, господи, иначе я пропал бы…
— Не понимаю, не понимаю! — снова крикнул Яннакос в отчаянии.
— И я не понимал, Яннакос, вначале… Но потом понял. Я был в отчаянье, теперь успокоился. И не только успокоился. Я воздеваю руки и славлю бога.
— Ты святой… — прошептал Яннакос, и внезапно его охватило чувство благоговения.
— Грешник я, большой грешник, — протестовал Манольос, — но бог милостив.
Они замолкли. Вдалеке звенели колокольчики стада, слышался лай собак. Солнце садилось, в сарай вползли голубые тени. Ослик, заскучавший без своего товарища, заревел негромко, просительно, призывно.
— А есть ты можешь? — тихо спросил Яннакос.
— Молоко пью через соломинку.
— У тебя ничего не болит?
— Ничего, ничего… Иди с богом, Яннакос, хватит! И дай мне слово, что никому ничего не скажешь… Я должен — слышишь, дорогой Яннакос? — должен здесь бороться совсем один.
— С дьяволом?
— С дьяволом.
— А если он тебя одолеет?
— Не одолеет, не бойся! Со мной бог.
— Ты святой… — снова прошептал Яннакос. — Тебе не нужна ничья помощь… Будь здоров, но знай, что я снова приду навестить тебя.
— Если ты можешь выдержать, Яннакос…
— Могу, могу… До свиданья!
На миг пришла ему в голову странная мысль: схватить руку Манольоса и поцеловать ее, но он удержался. Перешагнул порог, отвязал ослика, который радостно замахал хвостом, и, не оборачиваясь, направился вниз.
— Странная вещь этот мир, — бормотал он, спускаясь с горы, — очень странная вещь!.. Не можешь отличить бога от дьявола… Очень часто — прости меня, господи! — у них одно и то же лицо!
На следующий день, еще до рассвета, Манольос толкнул ногой Никольоса, сладко спавшего на дворе.
— Никольос, вставай! У меня просьба к тебе!
Испуганный пастушонок приподнял голову, открыл глаза, и белки их засверкали в утреннем полумраке.
— Чего ты хочешь? — рявкнул он, зевая.
— Проснись, вставай и умойся, потом я тебе скажу… Вставай, будь добр!
Подпасок поднялся, недовольно что-то бормоча, потянулся, так что обнажился его бронзовый живот. Его руки, грудь, ноги были покрыты черными блестящими волосами. От него пахло тимьяном и козлом.
— Перекрестись, — сказал ему Манольос. — Ты никогда не крестишься, Никольос, а сегодня нужно.
— Да брось, хозяин… — пробормотал Никольос.