Остановившись под платаном, он даже не взглянул на труп Юсуфчика, боясь снова разрыдаться. Сеиз схватил Панайотароса, повалил его у ног аги и придавил к земле.
Ага поднял руку, и послышался его голос — разбитый, совсем хриплый:
— Гяуры! Ежедневно я буду вешать одного из вас, пока вы не выдадите убийцу. Все село пройдет через этот платан! На одной чаше весов мой Юсуфчик, на другой — весь мир! Я перевешаю вас, гяуры!
Чем больше говорил ага, тем больше свирепел, топая ногами о землю, как норовистый конь. Он злобно смотрел на мужчин и женщин, ему хотелось как можно скорее всех уничтожить. От него валил пар. Он наклонился, начал топтать Панайотароса; на губах аги выступила желтая пена.
— Подлый гяур, — орал он, — это ты его убил? Ты убил моего Юсуфчика?
Панайотарос молчал.
Ага вспотел, устал и повернулся к сеизу.
— Вешай его! — приказал он.
Но в эту минуту послышался голос:
— Постойте! Погодите! Я знаю убийцу!
Сеиз убрал руку с шеи Панайотароса, толпа радостно зашумела, все обернулись на голос; ага тоже повернул голову.
— Кто это сказал? — крикнул он. — Пусть покажется!
Манольос спокойно вышел вперед и остановился перед агой. Сеиз тоже шагнул вперед, насторожился, его нижняя челюсть задрожала, лицо посерело.
— Ты знаешь убийцу? — спросил ага, схватив Манольоса за руку и бешено тряся его.
— Да, я знаю убийцу.
— Кто он?
— Я.
Толпа зашумела еще радостней, женщины начали креститься, лица прояснились — село спасено!
— Замолчите, гяуры! — крикнул ага, поднимая кнут.
Яннакос замахал руками, закричал: «Неправда! Неправда!» Костандис и Михелис старались пробиться к аге. Они тоже кричали, но толпа заглушила их голоса.
— Молчите! Молчите! Он его убил, не говорите ничего, — мы спасены!
Сеиз ухмыльнулся, ринулся вперед, чтобы схватить Манольоса и накинуть ему на шею петлю, но ага оттолкнул слугу в сторону, подошел и посмотрел Манольосу прямо в глаза.
— Ты, гяур? — вскричал он.
— Да.
— Ты его убил?
— Я же сказал, — вешай меня! Освободи Панайотароса, он невиновен.
Панайотарос вытаращенными глазами смотрел на Манольоса. Ничего не понимая, он то открывал, то закрывал рот и не мог вымолвить ни слова… Неужели Манольос убийца? «Нет! Нет! — отвечал он самому себе. — Этого не может быть! А что, если он делает это ради моего спасения, будь он проклят?»
— Я не хочу! — закричал он и забился на земле.
Сеиз схватил кнут.
— Замолчи, гуяр!
Ага совершенно протрезвел и испытующе смотрел на Манольоса, стараясь понять его.
— Почему же? Что он тебе сделал?
— Дьявол меня подстрекал, и я убил, хотя мальчик ничего мне не сделал, ага! Когда я спал, я услышал чье-то повеление: «Убей его!» В полночь я спустился в село и убил его. Больше меня не спрашивай, вешай меня!
Приготовив петлю, сеиз кинулся к Манольосу и схватил его за руку.
В толпе раздался чей-то пронзительный, отчаянный крик:
— Он невиновен, ага, не верь! Он невиновен! Невиновен! Невиновен!
— Замолчи, подлая! — закричали все вокруг, и женщины бросились к Катерине, чтобы заткнуть ей рот.
— Да ведь он делает это ради спасения села! — продолжала кричать вдова. — Неужели вам его не жалко?
Но женщины уже швырнули ее на землю и топтали ногами.
— Манольос мой! Манольос мой! — кричала вдова, пытаясь вырваться.
— Он невиновен, невиновен! Невиновен! — закричали тогда и трое друзей, которым удалось наконец пробиться к аге.
— Ага, — сказал Михелис, — я головой ручаюсь, что этот человек не убийца… Он наш пастух, святой человек, — не трогай его!
Слушая крики, ага смотрел на Манольоса, на своего Юсуфчика. Он был в бешенстве, не зная, на что решиться. Все спуталось. У него кружилась голова. «Кто он — убийца или, может быть, сумасшедший? — думал ага, смотря на Манольоса. — А может, святой? Шайтан меня возьми, я ничего не могу понять!»
Ага разъярился, рассвирепел. Повернувшись к сеизу, показал рукой на Манольоса.
— В темницу его! А завтра я приму решение!