Таким образом, весь процесс вольфовского построения системы метафизики представляет собой постоянное кругообразное или челночное движение между логически мыслимым и эмпирически данным, возможным и действительным и т. п., а точнее, балансирование между Сциллой нарушения закона противоречия и «правильной» дедуктивной логикой ее обоснования, с одной стороны, и Харибдой ее полной бессодержательности и даже тавтологичности, с другой. Создавать для читателя иллюзию познавательной достоверности и убедительности своей системы, равно как и самому разделять иллюзию относительно ее непротиворечивости и содержательности, ему удается только благодаря тому, что он изначально исходит из догматически принятого постулата о действительном мире как «осуществленном» Богом на основании возможного понятия об этом мире. А попросту говоря, его система универсального философского знания о «всех вещах вообще» имеет видимость познавательного правдоподобия и доказательности только в той мере и до тех пор, пока она остается в рамках познанного, всего лишь систематического анализа уже имеющего знания.
Впрочем, и в этих пределах Вольфу приходится сталкиваться с значительными трудностями совмещения противоположных понятий, категорий и принципов своей системы, и, как уже говорилось, для их «преодоления» он активно использует двусмысленность понятий «существования» и «вещи», «возможное» и «действительное» и т. п. Более того, иногда он даже специально подчеркивает двойственное значение, например, «широкого» и «узкого» понятия возможности, посредством которых он различал «внутреннюю», или собственно логическую возможность, и возможность «внешнюю», относящуюся к действительным вещам [2, § 6]. Последнюю он называл также относительной необходимостью, т. е. такой, которая допускает случайность в существовании и причинных связях вещей и выражает относительное несовершенство действительного мира, но в то же время свидетельствует о его свободном выборе Богом и позволяющей избежать фатализма или абсолютной метафизической необходимости в понимании его творения.
Именно в такого рода — относительной — необходимости существования действительных вещей Вольф преимущественно и усматривал достаточные основания для их познания, и именно поэтому его рассуждения чаще всего носят характер не систематического построения, а довольно случайного набора эмпирических понятий о тех или иных конкретных свойствах или признаках найденных в опыте вещей. Более того, в значительной своей части, особенно там, где речь идет об относительно конкретных определениях свойств телесного мира или о человеческой душе как предметах эмпирической космологии и психологии, дедуктивная форма построения системы сводится к абстрактным и формальным, логическим комментариям эмпирических примеров или иллюстраций, которыми буквально кишит его «Метафизика».
Такой чрезмерно выраженный эмпиризм вольфовской философии, превращающий ее всего лишь в систематизированный перечень случайных истин факта, а главное, ставящий под угрозу ее строго доказательный характер, не мог не вызвать резкую критику со стороны некоторых его учеников. Хотя, как уже отмечалось, эта черта метафизики Вольфа отнюдь не была выражением всего лишь его излишней склонности к «ясным опытам» или к эмпиризму вообще: только таким путем он мог избавиться от ее явной тавтологичности и создать видимость эмпирической содержательности, предметно-познавательной значимости своей системы.
Тем не менее последователи и ученики Вольфа вполне справедливо усмотрели в его апелляции к закону достаточного основания нарушение логической строгости и доказательности его построений, методологического и теоретического монизма системы. Да и сам Вольф отнюдь не случайно предпринял в «Онтологии» попытку обосновать закон достаточного основания с помощью закона противоречия, даже свести первый ко второму, причем сделал он это не столько под влиянием критики оппонентов, сколько понимая реальную опасность, какой эмпирическая трактовка этого закона угрожает всей дедуктивной логике его системы. Стремясь избежать этой угрозы, он указывал, что закон достаточного основания хотя и может быть абстрагирован от частных примеров опыта, однако он должен быть принят без доказательства, как аксиома, которая не противоречит опыту. Более того, в качестве универсального принципа он может быть выведен и из природы нашего духа, которому он присущ столь же первоначально, как и закон противоречия [3, § 72—73].