Столь же иллюзорной оказывается и попытка представить некоторый результат процесса расчленения сложных вещей на части в качестве «простой вещи», что опять же является всего лишь неправомерным скачком от эмпирических вещей к метафизическому понятию «простой вещи». Последние по существу являются эквивалентами мыслимого, логически возможного понятия «вещи», однако теперь это понятие берется во множественном числе и выступает в виде более «конкретного» достаточного основания составных вещей. Впрочем, Вольф понимает недостаточность такого способа выведения «простых вещей» из сложных и исключительно негативного их определения и указывает на необходимость их «позитивного» знания.
Для этого он, с одной стороны, пытается изобразить соотношение между простыми и сложными вещами в виде ряда переходных ступеней и достаточно сложного процесса их опосредований, а также подчеркивает, что простые вещи нельзя познать посредством чувств, получить и понять посредством расчленения сложного (как бы забывая, что именно таким путем он фактически и пришел к их понятию). С другой же стороны, он ссылается на то, что в отличие от сложных вещей, которые возникают постепенно, благодаря различным способам соединения частей, их перемещению в пространстве, изменению во времени и т. п., простые вещи возникают «сразу» (auf einmal), как то, чего не было, не могут прекратить своего существования путем разложения на части, а сам процесс их возникновения как и уничтожения нельзя «понять и разумно объяснить» [1,
§ 83—103].
Именно к такого рода аргументу о невозможности «понимания» и «разумного объяснения» (begreifen und verständlich erklären) Вольф прибегает во всех тех случаях, когда ему не хватает эмпирического материала в качестве достаточного основания для сколько-нибудь оправданного перехода к собственно метафизическим категориям своей философии и правдоподобного обоснования их возможности. Между тем в таких случаях на помощь закону достаточного основания приходит принцип противоречия, т. е. логическая возможность непротиворечиво мыслить (фактически — домысливать) некие абстрактные понятия или метафизические сущности, лежащие в основании всего действительного мира. Подлинным же основанием этой возможности оказывается понятие возможного мира, т. е. бесконечный рассудок Бога.
Существенным моментом в понимании Вольфом «простых вещей» является то, что, наделяя это всего лишь логически возможное понятие онтологическим статусом существования, он оставляет открытым вопрос об их субстанциальной сущности, подчеркивая, что они не могут быть причислены ни к материально-телесной, ни к психической природе. Они оказываются неким промежуточным звеном, «средним термином» между «вещью» как всего лишь возможным, непротиворечивым понятием и телами и душами как таковыми, т. е. сложными вещами внешнего и внутреннего опыта, выступая по отношению к последним в качестве необходимого основания. Именно в этом Вольф усматривает отличие своего понятия «простых вещей» от монады у Лейбница, которая, по его мнению, совпадает с понятием представляющей души и потому не может служить всеобщим основанием для всего сложного — как душ, так и тел [1, § 598; 2, § 27; 4, § 73—75].
Исходя из этого он утверждает, что его точка зрения опровергает как идеализм, так и материализм, представленный у атомистов и сторонников корпускулярной теории, как не имеющие под собой никакого достаточного основания [1, § 77, 86, 598; 4, § 75, 209, 598]. Заметим, что вопреки этим заявлениям самого Вольфа некоторые отечественные и зарубежные исследователи считают его учение о «простых вещах» выражением чуть ли не материалистического атомизма [см.: 22. С. 235; 37. С. 37; 43. С. 19]. Впрочем, подобные трактовки вольфовского понятия «простой вещи» вполне объяснимы по причине крайне эклектического его характера, где представления, заимствованные из опыта, а точнее, из принципов естественнонаучного и вполне материалистического объяснения мира, мирно уживаются с метафизическими сущностями и субстанциями.