– А для чего тогда мне ходить по другим лавкам, раз цены везде одинаковые? – пожимая плечами, сказал Сафронов. – Мы сейчас поступим иначе, самым приемлемым образом, чёрт возьми!
Он повернулся вполоборота и посмотрел на притихшую у окна девушку.
– Дочка, подойди.
Девушка подошла и встала у прилавка рядом с отцом. Плешнер обеспокоенно взглянул на них, и лицо его вытянулось от плохого предчувствия.
– Ты видела все эти побрякушки, Аннушка? – обратился к дочери Сафронов. – Ты запомнила цену каждой из них?
– Да, папа, – ответила она.
– Тогда сейчас бери в руки каждую вещицу, называй её цену, которую называл тебе Давид Соломонович, и откладывай в сторону. А я буду считать, чтобы выяснить настоящую цену предлагаемых мне изделий.
– Не надо, Иван Ильич! – с мольбой в голосе воскликнул Плешнер. – Вот список, проверяй, если хочешь…
Сафронов взял из его руки список и стал сверять по нему каждое лежавшее на прилавке ювелирное изделие.
Плешнер, наблюдая за ним, вытирал с лица носовым платком пот. Анна наблюдала со стороны за ювелиром с едва скрываемым торжеством. Она была довольна разыгрываемым отцом спектаклем и с нетерпением дожидалась финала.
Отложив в сторону последнюю брошку, Сафронов подвёл итог.
– Согласно твоего списку, Давид Соломонович, ты пытался меня облапошить на полмиллиона рублей! – объявил он результат сверки. – Не-е-т, ты не ювелир, а жулик, морда жидовская! Сейчас я выйду из лавки и ославлю тебя на всю Самару, мерзавец! Вот тогда тебе ничего не останется, как закрывать свою торговлю и убираться вон из города. С потерей репутации порядочного человека ты потеряешь безвозвратно все свои связи. Так что на это скажешь, Давид Соломонович?
Плешнер попытался что-то ответить, но из его горла вырывались лишь булькающие звуки.
– Ты, Давид Соломонович, один из богатейших людей Самары, – с издёвкой напомнил ему Сафронов. – А чтобы обладать таким положением, каковое у тебя пока ещё есть, надо иметь незаурядный ум. А вот любой прокол, даже самый мизерный, может лишить тебя этого положения как раз плюнуть. Так чем же привязал тебя так крепко хлыст Андрон, что ты решился рискнуть своим состоянием и положением в обществе?
– Прости, не губи меня, Иван Ильич! – обретя дар речи, с трудом выдохнул из себя Плешнр. – Не со зла я и не наживы ради, поверь. Так получилось, что я не смог отказать Андрону в его просьбе.
– Убедительнее будет твоё раскаяние, если ты мне сейчас скажешь, чем привязал Андрон твою преданность и расторопность, – продолжил настаивать на правдивом ответе Сафронов.
– Дела у нас общие, – с понурым видом ответил Плешнер. – Он же купцом был когда-то, разорился, и вот… Купцы его под разорение подвели, и вот…
– Чего ты заладил вот и вот? – нахмурился Сафронов. – Мстить начал всему купеческому сообществу Андрон, так что ли?
– Да, с этого он начал своё новое дело здесь, в Самаре, – признался Плешнер. – А потом месть отошла на задний план, и он решил на купцах просто зарабатывать.
– Подводить их под разорение? – предположил Сафронов.
– Ну, не совсем, – покачал головой Плешнер. – Андрон привязывал к себе купцов всяческими уловками, входил к ним в долю, ставил под проценты, и…
– И как далеко зашло ваше с ним партнёрство? – не сдержался Сафронов. – Как крепко вы с ним повязаны?
– Долго рассказывать, – вздохнул Плешнер. – Да и зачем тебе всё это? Ты же из купцов, Иван Ильич, а не из жандармерии.
– Да вот любопытный я не в меру, – ухмыльнулся Сафронов. – Уж очень знать хочется, как вы купцов облапошивали.
– Я никак, – попытался откреститься Плешнер. – Это Андрон их немного пощипывает, особо не напрягая. У меня дело своё, ювелирное. Андрону я помогаю только изредка.
– Э-э-эх, что же с тобой делать, Давид Соломонович? – задумался Сафронов. – Ославить на всю Самару? Жандармам на тебя пожаловаться? Или… Или… Даже не знаю, что «или»…
– А ты купи у меня всё золото, которое перед тобой, за двести пятьдесят тысяч, Иван Ильич, – счёл возможным посоветовать Плешнер. – И будем считать, что никаких недоразумений промеж нас не было.
– Заманчиво, но… – Сафронов развёл руками, – в другой раз, Давид Соломонович, в другой раз. Чтобы я всё забыл, ты мне должен рассказать о всех своих делах с Андроном. Начнёшь с того, как он «кормчим» у хлыстов стал. Он действительно считает себя Богом, или…
– Что, прямо сейчас начинать? – удивился Плешнер.
Сафронов посмотрел на притихшую в стороне дочь:
– Аннушка, а нет ли среди разложенных на прилавке вещичек какой-то особенной, которая тебе понравилась?