– Да нет, гм-м-м… – смутился Сафронов. – Я это… По делу я. Супруга моя снова хворает.
Андрон покосился на печь, за которой сидела Агафья, затем перевёл взгляд на гостя.
– А почему ты к нам за помощью явился? – спросила, выходя из «убежища», «богородица». – Кто тебя надоумил, что мы снимем хворь с твоей жены? Ты к доктору ступай, друг сердечный, они на то и учатся, чтобы людей лечить.
– Да был уже доктор, а толку-то, – с негодованием высказался Сафронов. – Он сказал, что операцию делать надо, а супруга моя ни в какую под нож ложиться не хочет.
– А хворь у неё какая? – заинтересовалась Агафья. – Доктор что говорит?
– Доктор говорит, что щитовидка у неё не в порядке и резать надо её, – пожимая плечами, ответил Сафронов.
– И давно её хворь эта мучает? – поинтересовалась Агафья.
– Да не так чтобы очень, – вздохнул Сафронов.
– А почему ты решил, что я её вылечу? – покосилась на него Агафья.
– Помнится, захворал я, – стал отвечать Сафронов, – а старец мне снадобья твои принёс. Я ими сам вылечился и супругу свою вылечил.
– Дурень ты дурень, купец полоумный, – качая укоризненно головой, проворчала Агафья. – Я ведь снадобье то для тебя, а не для жены твоей готовила. Лекарства мои тебя вылечили, а её – нет.
– Как это? – удивился Сафронов. – Да она ведь расцвела вся и больной совсем не казалась.
– Моё снадобье не вылечило её, а лишь хворь притупило, – пояснила Агафья. – А теперь всё в обрат возвращается.
– Тогда дай мне другое снадобье! – воскликнул Сафронов. – Прошу тебя, молю, умоляю!
– Хорошо, завтра приходи, – вздохнула Агафья. – Изготовлю я тебе настойку, которой супругу свою вылечишь. Но пить то, чего дам, строго по времени надо будет и год целый. Только тогда результат будет.
– Хорошо, матушка! – обрадовался Сафронов. – Сделаю всё, как скажешь!
В душевном порыве он схватил руку Агафьи и попытался её поцеловать. Но она быстро отдёрнула руку и спрятала за спину.
– Не барыня я тебе и не привычна, чтобы руки мне облизывали, – недовольно проворчала она.
– Тогда я пойду? – засуетился Сафронов. – У меня жена больна, и мне поспешить к ней пора.
– Ступай и приезжай завтра вечером, лекарство готово будет, – пообещала Агафья, удаляясь за печь.
Сафронов направился к выходу и, словно что-то вспомнив, обернулся.
– Скажи, кормчий, – обратился он к старцу, – а кого я сейчас у крыльца повстречал? На чёрта больше похож, чем на человека.
– Калеку с войны вернувшегося, вот кого, – ответил Андрон.
– А чего он такой? Весь бинтами обмотанный.
– Обгорел он в окопе, вот и такой. А теперь ступай отсель, Ивашка, некогда мне с тобой тут рассусоливать.
Сафронов вздохнул, пожал плечами и вышел на улицу, а Андрон перевёл взгляд на выглядывающую из-за печи Агафью и поманил её рукой.
– Как тебе всё это понравилось, «богородица»? – сказал он. – Ты что, и впрямь исцелять супружницу этого чёрта безрогого собираешься?
– Собираюсь, и правильно делаю, – подходя к столу, ответила Агафья. – То мы у него на крючке были, а теперь он на нашем. Покуда я лечить его жену буду, он словечка про нас худого нигде и никому не вякнет.
– А через год? – заинтересовался Андрон. – Когда его жена от хвори излечится?
– За год много воды утечёт, – усмехнулась Агафья. – Вот пройдёт времечко, а там поглядим – или огорчимся мы с тобой, или порадуемся.
7
Закончилась обедня. Иерей Георгий следом за прихожанами вышел из собора и не спеша направился к выходу со двора. Неожиданно услышав окрик, донесшийся со стороны заросшей кустами беседки, иерей остановился.
Увидев Силантия Звонарёва, иерей удивился.
– Батюшка, ты можешь уделить мне немного времени?
– Могу, конечно, – с недоумением ответил иерей. – Но почему ты здесь, в беседке? Я тебя не видел среди прихожан во время службы.
– Не смог себя заставить переступить святой порог, – вздохнул Силантий. – Я же оброс грехами, как паршей. Как говорится, рад бы в рай, да грехи не пускают.
Он отступил в глубь беседки, и иерей, восприняв это как приглашение войти, последовал за ним.
– Ты уж извини меня, батюшка, за скрытность такую, – сказал Силантий, глядя на него. – Уж больно приспичило поговорить с тобой в стороне от глаз посторонних.
– Что ж, давай здесь и поговорим, если хочешь, – пожимая плечами, согласился иерей. – Скажи мне, сын Божий, положа руку на сердце, чем ты так взволнован и удручён? Ты будто бесами одержимый.
– А я и есть одержимый, – с усмешкой признался Силантий. – С того самого дня, как на войну попал, будто бес в меня вселился. Не поверишь, батюшка, но до войны я был тих и покладист. А как с горем и кровью свиделся, так будто другим стал, демоном во плоти.