– На какую охоту, кормчий? – ухмыльнулся Кондрат. – Хоть и живу я в лесу, но ружья у меня нет.
– Это мой недогляд, – погрустнел Андрон. – В лесу без ружья жить нельзя. Здесь зверья больше, чем блох на собачьей шкуре.
Ребров покачал головой.
– Я не тать теперь и тем более не охотник, – сказал он. – Я «божий человек». Встал я на путь христоверов и сходить с него не собираюсь.
– Похвально, очень похвально, – похлопал в ладоши Андрон. – Из убийцы кровавого сразу в «божьи люди». Думаешь, грехи свои смертные смыть эдаким шагом?
– До прихода к вам на корабль я об этом не думал, но в том, что эдак можно, ты убедил меня, кормчий, и я тебе поверил, – ответил Ребров. – К Христу, на иконе намалеванному, обращайся не обращайся, прощения не дождёшься, а вот ты так пообещал мне грехи снять, что я поверил. Обрадовался, что появилась возможность такая, и я от своего муторного прошлого избавлюсь раз и навсегда.
– Избавишься, и я подсоблю тебе, – пообещал Андрон. – Сейчас дай мне похмелиться, и я скажу тебе, как это сделать.
– Дал бы, да нет больше ничего, – разведя руки, сказал Кондрат. – Всё до капельки опустошил ты, батюшка.
– А ежели поискать?
– Ищи-свищи, кормчий, в этом я не помощник тебе.
– Хорошо, ступай к реке и принеси пару вёдер водицы студёной, – распорядился Андрон. – Прямо сейчас и ступай, уж больно сушь во рту и пить хочется.
Пожав плечами, Ребров накинул на плечи тулуп, взял вёдра и пошагал к проруби в реке. Вернувшись, Кондрат замер в прихожей, увидев старца сидевшего за столом с ружьём в руках. Перед ним стояла непочатая бутылка самогона и лежал патронташ, набитый боеприпасами.
– Ну, чего замер, остолоп? – зыркнул на него Андрон. – Проходи, налей ковшик водицы и подай его мне.
Поставив вёдра, Кондрат скинул полушубок и вошёл в горницу. Подойдя к столу, он кивнул на ружьё в руках старца:
– Откуда оно у тебя, кормчий?
– Тебе-то знать для чего, – ухмыльнулся Андрон. – Видишь, ружьё в руках у меня, значит, оно тебе не снится.
– Лучше бы я его не видел, – вздохнул Кондрат. – А для чего ружьё тебе, кормчий? От меня обороняться?
– Ну-у-у… тебя мне опасаться, надо полагать, нечего, – вздохнул Андрон, кладя ружьё на стол и проведя по нему ладонью. – А вот зверя вокруг много, да у нас мяса нет. Савва голубь здоровый, сильный. Он много еды привезёт, но такую, чего в горло с трудом лезет. Мука, сахар, картошка… А вот мяса он не привезёт. Мясо – это продукт, не употребляемый в пищу христоверами.
– Но ты же употребляешь? – поинтересовался Кондрат.
– Я да, – не стал отрицать очевидного Андрон. – Я сибиряк и не могу жить без мяса. Мясо – это жизнь, в нём вся сила! И мне, вопреки всему, положено есть мясо.
– И что? – напрягся Кондрат. – Ты и впрямь решил идти в лес на охоту, кормчий?
Андрон ещё раз провёл ладонью по ружью:
– На охоту я пойду, но только с тобой вместе, Кондрат. Ну а сейчас… – Он взглянул в окно и продолжил: – Иди к Савве навстречу, покуда лбами не сшибётесь. Он здоровенный, конечно, но санки с грузом… Ему очень трудно придётся, ежели ты не подсобишь.
– Ну здравствуй, Евстигней Крапивин, – поприветствовал Силантия поручик Шелестов, когда задержанного ввели в кабинет. – Признаться, я тебя не представлял таким, каким вижу. А выглядишь ты просто ужасно, «друг мой».
– Да, этого не отнять, – согласился Силантий. – Все, кто меня видит впервые, обычно крестятся и убегают, если прежде не успевают упасть в обморок. Но в этом не моя вина, а немцев. Это они, аспиды, эдак меня из огнемётов поджарили.
– В этом сочувствую, но в остальном нет, – вздохнул поручик. – Ты пострадал, сильно пострадал на войне, и в этом твоя заслуга, Евстигней.
– Я задержан, стало быть, вы меня в чём-то подозреваете, господин поручик? – поинтересовался Силантий. – Просветите, в чём именно.
– Ты обвиняешься в краже двух миллионов рублей, Евстигней Крапивин, – сказал поручик, глядя на него. – Конечно, трудно поверить, что с такой убогостью, как у тебя, можно совершить такое отчаянное преступление, но…
– И у вас есть доказательства, господин поручик? – вкрадчиво поинтересовался Силантий. – И вы готовы прямо сейчас предъявить их мне?
– Моё дело было поймать тебя, Евстигней, а доказывать будут другие, – улыбнулся поручик. – Кстати, верни украденные деньги и тебе это на суде зачтётся, поверь?
– Верю, зачтётся, – кивнул Силантий. – Только какие вопросы ко мне? Я понятия не имею, в чём вы именно меня обвиняете, господин поручик? Евстигней Крапивин погиб на войне? Нас с ним и многих других бойцов немцы пожгли в окопе напалмом. Я каким-то чудом выжил, а он…